У меня не было настроения торчать в унылом номере.
– Может, я сам приеду? – спросил я.
– Да, замечательно. У вас есть адрес?
Я сказал, что есть.
– Тогда приезжайте, когда вам удобно. – Она повесила трубку.
С третьего этажа на первый я спустился пешком. Нервы все еще были ни к черту, и я опасался, что скрипящий лифт меня доконает. Чернокожий паренек рассказал, куда ехать. Мэддокс-стрит находилась в пяти минутах ходьбы. Возле гостиницы был дефицит парковочных мест, так что я решил прогуляться.
Шагая по главной улице, я понял, что все взгляды прикованы к моей персоне. Постепенно до меня дошло, что люди дивятся на мой наряд. На главной улице Парадиз-Сити у дорогого костюма полно конкурентов. Вы попросту обязаны хорошо выглядеть. Здесь же навстречу мне из смога выползали какие-то оборванцы.
Дженни Бакстер была у себя в кабинете: в крошечной комнатушке на шестом этаже ветхого строения без лифта. Я с трудом взобрался по лестнице, чувствуя, как цементная пыль натирает кожу под воротничком. Смена обстановки? Да, Мелиш подобрал мне просто волшебный вариант.
Дженни Бакстер было тридцать три года. Высокая, под шесть футов, смуглая, с неряшливой копной черных волос, собранных в пучок на макушке; казалось, этот пучок может развалиться в любой момент. И худенькая. Я привык к красоткам Парадиз-Сити, и по моим стандартам фигура Дженни была малопривлекательной. Вместо груди – два крошечных холмика, вряд ли способные взбудоражить мужской интерес. Казалось, Дженни недоедает. Одета она была в тусклое серо-коричневое платье. Думаю, сшитое собственноручно: крой был ужасный, и висело оно на ней, как на швабре. Черты лица у нее были приятные. Нос и губы – так вообще замечательные. Но что меня зацепило, так это ее глаза: искренние и проницательные, как у дядюшки. Интересные глаза.
Когда я вошел в комнатку, Дженни заполняла какой-то желтый бланк. Оторвавшись от писанины, женщина внимательно посмотрела на меня.
Я неуверенно топтался в дверях. Что я, черт возьми, здесь забыл?
– Ларри Карр? – Голос у нее был низкий, глубокий. – Проходите.
И тут зазвонил телефон. Указав на единственный свободный стул, Дженни сняла трубку. Ее реплики по большей части состояли из холодных, отрывистых «да» и «нет». Похоже, она была мастерица осадить собеседника и направить разговор в нужное русло.
Наконец Дженни положила трубку, воткнула карандаш в пучок волос, взглянула на меня и улыбнулась. Улыбка превратила ее в совершенно другого человека. Открытая, чудесная, теплая – не улыбка, а сама доброта и дружелюбие.
– Простите. Все звонят и звонят. Значит, хотите мне помочь?
Я уселся.
– Если смогу. – Неужели я говорю серьезно?
– Тогда наденьте что-нибудь попроще.
Я вымученно улыбнулся:
– Простите, я не виноват. Ваш дядюшка меня не предупредил.
Дженни кивнула:
– Он замечательный человек, но о мелочах не думает. – Отодвинувшись, она еще раз смерила меня внимательным взглядом. – Он все мне рассказал. Не вижу смысла юлить. Мне известно о вашей беде, и я вам сочувствую. Но у меня множество собственных проблем, и о чужих переживать некогда. Дядя Генри сказал, что вам нужно привести в порядок голову. Это ваша проблема, так что решать ее будете сами. – Она улыбнулась, положив ладони на истертый гроссбух. – Прошу, поймите меня правильно. В этом жутком городе есть чем заняться. И полно людей, которые нуждаются в поддержке. Мне требуется помощь, и у меня нет времени на сострадание.
