Маркел внимательно его прочитал, хмыкнул, вернул Сибирцеву.
– Стало быть, Михаил Александрович? Понятно. А Гривицкого давно ли видели?
– Перед отбытием. В марте… да, в самом начале, в первых числах, чтоб быть точным.
– Ну и как он? Прошу простить за назойливость, я потом объясню.
– Как? – Сибирцев пожал плечами. – Начальство не выбирают.
– А вы давно с ним знакомы?
– С восемнадцатого. Точнее, с апреля. В штабе генерала Хорвата, в Харбине познакомились. Тогда он был поручиком. Сейчас – полковник. Как изволите видеть, начальник военного отдела Главсибштаба. Я его заместитель.
– И тоже полковник, – с непонятным юмором бросил Маркел.
– Что ж тут удивительного? – не принял шутки Сибирцев. – У адмирала быстро росли в чинах. Лично мне, скажу по совести, труднее всего было стать поручиком. Случай помог. Ну а дальше… – Сибирцев решил, что немного цинизма не помешает.
– А что же Петр, он как, тоже случаем?
– Да как вам скатать… – Сибирцев почувствовал особую заинтересованность Маркела. – Думаю, Петр Никандрович – нет. Он был в ту пору слишком горд для этого. Впрочем, если вас интересуют подробности, я мог бы рассказать немало интересного.
– Благодарю, как-нибудь с удовольствием послушаю.
Сибирцев понял, что его тон начал вызывать у Маркела скрытую пока неприязнь, и не решился настаивать. Вздохнул:
– В другой, так в другой.
– Ну, а теперь, я полагаю, надо все-таки взглянуть, кто они такие, наши разбойнички.
С этими словами Маркел вышел в сени и тут же возвратился с большим мешком в руках и чистой холстиной. Ее он разостлал на столе и поверх вытряхнул из мешка содержимое.
Это было обычное солдатское барахло: исподнее, портянки. Но когда Маркел развернул одну из портянок, на стол упал тяжелый литой, потемневшего серебра крест и орден Святого Владимира.
– Ах ты ж!.. – охнул Маркел. – Так ведь это Пашины!..
Сибирцев мгновенно вспомнил брошенную казаком фразу: «Пока Игнатка лютел, мы тоже зря времени не теряли…» Он взял небольшой малиновый с золотом и чернью крест с малиновым же бантом, окаймленным черными полоскали, словно взвешивая его на ладони, и взглянул на Маркела. Тот, отвечая на незаданный вопрос, вздохнул:
– В шестнадцатом. На Юго-Западном. Поднял солдат в атаку. Был ранен в первых траншеях.
Вот оно что!.. Сибирцев покачал головой, осторожно положил орден на стол.
– А я ведь тоже там был. Под Барановичами.
Маркел очень внимательно, словно впервые, взглянул на него из-под нахмуренных кустистых бровей, потом, отложив серебряный наперстный крест и орден, сгреб барахло в кучу и, ухватив холстину за концы, резко отшвырнул все в угол горницы. Крест же и орден перенес на киот, к лампаде.
– В шестнадцатом, говорите? – спросил словно самого себя.
– Да, летом. В июле.
– В июле Паша уже вышел из госпиталя. И получил приход в Мишарине.
– А вы? – спокойно спросил Сибирцев.
– Я?.. – Маркел исподлобья взглянул па него, поиграл бровями. – Поговорим, коли охота… Давайте-ка обедать. Егорий! Где ты пропал?
– Тута я, иду уже, милай, – отозвался из сеней дед.
Маркел поставил на стол глубокую глиняную миску с крупно нарезанными кусками холодной вареной свинины, другую – поменьше – с какими-то вкусно пахнущими соленьями, нарезал несколько ломтей духовитого хлеба и поставил три стопки.
– Н-ну-с, – сказал с легкой насмешкой, – не побрезгуйте, чем богат. По-холостяцки. – И, увидев, что Сибирцев взялся за рубаху, остановил движением руки: – Здесь, извините, дам-с нет, не трудитесь. Пусть крепче подсохнет, а к вечеру мы вас перебинтуем, и вы забудете об этой гадости.
