Четвёртое крыло для бабочки - страница 4

Майя невидяще уставилась на вазу. Звук доносился от неё, а точнее, от букета, состоящего из крупной белой гортензии и десятке нежно-розовых пионовидных тюльпанов.

От крайнего, самого высокого тюльпана, раздался уже знакомый голос:

– Дошло. Только не падай. Эй!

Девушка могла бы поклясться, что некто, называющий себя «Тюльпи», заволновался, но её нервная система, и так расшатанная случившимся, не выдержала. Мир качнулся, словно его толкнул какой-нибудь расшалившийся мальчишка, как один из внуков Николая Степановича, а затем и вовсе закружился юлой.

– Вот это поворот! Больно, наверное, головой об батарею… Хорошо, что пол не проломила.

– Тюльпи, когда же ты уже отцветёшь! – протяжно вздохнула Горт.

На окно села маленькая нахохлившаяся синичка. Тихонько постучав по стеклу, она чирикнула раз-другой, потопталась на карнизе, зябко поджимая лапки и, расправив крылья, взлетела.

Майя зажмурилась, в тайне надеясь, что как только снова откроет глаза, то обнаружит себя дома, в кровати. И всё произошедшее окажется лишь кошмаром, возникшим на фоне пережитого стресса на работе.

Но ничего не изменилось. Взору предстала уже знакомая больничная палата с умывальником и рядом одинаковых коек, в данный момент пустующих.

Потянувшись, Майя глубоко вдохнула несколько раз, проверяя, не прошла ли тошнота. Голова болела невыносимо, а на затылке прощупывалась большая шишка, но желудку стало лучше – сказалось действие капельниц.

Вспомнив события, предшествующие головной боли, девушка медленно обернулась, молясь, чтобы хотя бы сейчас увиденное оказалось сном.

Подоконник оказался пустым. Ваза с букетом, так напугавшие её, исчезли, словно их не существовало. С силой потерев лицо, Майя ущипнула себя для достоверности и, убедившись, что находится в сознании, с облегчением рассмеялась. И ваза, и говорящие тюльпаны, оставив после себя лёгкую тревогу, остались только в зыбком нездоровом сне.

Невыносимо хотелось пить. Подбадривая себя, что столь яркие видения – лишь последствия отравления, Майя аккуратно приоткрыла дверь и выглянула из палаты, намереваясь позвать кого-то из персонала.

В коридоре кипела жизнь: медсёстры принимали больных и отчитывали посетителей за принесённые в инфекционное отделение продукты. Сами больные переговаривались, делясь историями из жизни, и бродили по коридору, разминая затёкшие от долгого лежания ноги. Собравшиеся в небольшую группу молоды девушки, – по виду, ровесницы Майи, – расположившись недалеко от лифтов на обитой коричневой кожей скамейке, посмеивались, шёпотом обсуждая молодого врача из соседнего кардиологического отделения.

Майя приблизилась к стоящему около медицинского поста кулеру и, налив в пластиковый стаканчик тёплой воды, присела в затёртое кресло, с любопытством разглядывая людей. С лёгкой грустью пришлось отметить, что к ней громкая и весёлая толпа посетителей не придёт. Да и некому приходить. Из близких у девушки остались лишь две коллеги: Маша и Кристина, да и с теми видеться удавалось редко. У них, помимо работы, были семейные дела. У Маши – сын-первоклассник, который, рано увидев всю подноготную развода родителей, замкнулся, и, кроме как криком и неконтролируемой агрессией, эмоции показывать не умел. А Кристина совсем недавно вышла замуж, и к её и так многочисленной семье присоединился не только муж, но и его лежачая бабушка.

Размышления Майи прервал странный тихий шелест. Она прищурилась, силясь отыскать источник. Осознание, как бы девушка не боролась и не отрицала, всё же настигло: шелест звучал лишь в её голове. Все пациенты и персонал больницы вели себя как обычно. Никто и не повернулся, когда Майя схватилась за голову, молясь всем известным богам, чтобы всё прекратилось.