Зато правый берег – другое дело. Плавней нет, если не считать плавнями отдельные поросшие тростником заливчики. Далее узенькая полоска сырого пойменного леса, а потом надо топать вверх, и от солнца среди холмов здешних спрятаться негде – деревьев мало, да и те лишь по низинам обычно или на плоских водоразделах. Великолепный травяной рай для множества травоядных, простор и раздолье – иди куда хочешь. Следы сохатых встретить тут трудно, да и медведь редкость; зато оленей и антилоп полно, да еще и дрофы нелетающие, размером чуть ли не со страуса. Охотникам благодать – ничего подобного на левобережье не было. Да и не только охотникам благодать – у самого мрачного пессимиста в душе радость проснется, если прогуляется по этим холмам, попьет воды из кристально-чистого ручья, вдохнет полной грудью медовый воздух, пропитанный ароматами степных трав. А уж как весной здесь прекрасно – птичья трель не смолкает ни на миг, мечутся ошалевшие в пору гона антилопы, холмы алеют от цветущего мака и тюльпанов.
Полная благодать.
Ломкина на Земле все называли просто: Лом. Здесь звали так же, хотя он ни одной живой душе не рассказал о своем прозвище. Фамилию выдал, и все – теперь Лом навечно.
Сам не заметив, что мыслит вслух, он речитативом пропел:
– Я Лом. Я Лом двух миров. Я был Ломом на Земле, а теперь я Лом в этой жопе. Я космический Лом двух миров.
– Ты что, опять перебрал? – поинтересовался Кислый.
– Хотелось бы…
– Потерпи, недолго уже. А фамилия у тебя в тему. Вот у меня корефан был, старый корефан, на одном горшке выросли. У того фамилия Коноплев была. Прикинь, если бы он тут нашелся, были бы Ломкин и Коноплев.
– Прикол. Только ты реально уже мозги протрахал этим своим приятелем. Стопицот раз слышал уже про этот горшок и вашу совместную срань.
– Было бы что трахать! А жить с такой фамилией – это ментовским светофором работать.
– Не… Кислый… тут ментов нет.
– Зато тут Круг есть.
– Круг – реальное падло. В ментах и то больше человеческого.
– Спору нет. Лом, если мы попалимся с маком, я даже думать боюсь, что он сделает.
– Чего тут думать – финиш нам сделает. Это чмо меня за грибы четыре дня в погребе гноило. За мак нас раком через шлагбаум нагнут.
– За мак да… За мак он маму через шлагбаум, не то что нас…
Лом подрезал очередную маковую головку и, завороженно глядя, как выступает млечный сок, задумчиво произнес:
– Кислый, если и эта ханка[1] не вставит, то мы реально попали. Хуже чем с шалой[2] попали. Мак какой-то не такой.
Кислый возразил:
– Шала и правда отстой, стога не хватит вставиться, но план[3] ничего, приход был. А мак вроде нормальный, я и похуже видал.
– Да мы чуть не кончились, пока на пару раз вставиться плана не намацали на той поляне.
– Климат здесь не тот. Пыльцы мало, смолы тоже. Самим сажать надо.
– Иди Круга попроси землю под коноплю выдать, – буркнул Лом.
Приятели дружно хохотнули, представляя реакцию мэра. Кислый поднял голову, утер пот со лба, глянул в сторону реки, плюхнулся на живот:
– Лом! Ложись! Попалимся!
В крови Лома постоянно присутствовали сильнодействующие вещества, отрицательно сказывающиеся на реакции, и не только на реакции. Ничего не поняв, он насмешливо заявил:
– Кислый, ты по ходу пару стогов скурил уже, вдогонку к смоле. Мы на правом берегу, здесь Круга нет и не будет, тут островитян земля. Кончай придуриваться – я на такой развод не попадусь. Встал бегом и работай – я за тебя пахать тут не нанимался.
