Сам же Николас всегда любовался архитектурой города. Она давала ему ответы на всевозможные вопросы. Как он жил, чем любил заниматься, к чему стремился. И сейчас он полностью видел картину ушедшего мира. Ему стоило лишь закрыть глаза и прислушаться, как он мог определить людей, спешащих по своим делам. Открываемые двери ресторанов с заманчивыми запахами, доносящимися из их внутренностей, и декоративные колокольчики у местных магазинчиков, которые колеблясь от прикосновения, создавали необычную трель. Похлопывание ставней на книжных лавках и у бакалей и холодный стук метала у спортивных залов, разбросанных то тут, то там. Николас видел праздную жизнь города так отчетливо, что словно сам переносился в прошлое, чтобы съесть очередной обед в кафе напротив, прочесть свежий выпуск новостей и отправиться на работу в одну из высоток, умело расположившихся на верхних этажах. Он слышал музыку прошлого, доносящуюся из брошенных в беспорядке автомобилей и видел картинки, приоткрывающиеся ему через небрежно закрытые занавески.
Город жил, так же, как и его родной Нью-Йорк, но этот, жил в ожидании. Готовился к чему-то, опасался. Об этом твердили и металлические решетки, скрывающие под собой витрины и накинутые роллеты, спрятавшие за своей спиной внутренности тех или иных домов. И если весь остальной город выглядел небрежным, спокойным, то именно эти вещи твердили о том, что он опасался. Ждал нападения кого-то или чего-то. Готовился к их приходу.
– Хотел с тобой поговорить, – он наконец догнал Энтони и пошел с ним рядом.
– Слушаю, – коротко ответил тот, откладывая очередную полуистлевшую газету, попавшую к нему в руки.
– Смотри, – Николас начал указывать на множество решеток и роллет, закрывающих окна и двери.
– Нашел, чем меня удивлять, – оглянулся по сторонам Тони. – У нас и самих такого добра хватает.
– Такого, да не такого, – уточнил Николас. – Я проверил, решеточки то из метала, который и у нас достать то не так легко, а роллеты и вовсе шириной с несколько сантиметров. У нас бронированные двери делают тоньше, а стекла.
– Что стекла? – спросил у него Энтони.
– Заметь, что стекла этажа до десятого, все целые, а вот выше попадаются и разбитые.
– Может никто и не бил?
Вместо этого Николас окликнул Фрэнка, идущего далеко впереди и попросил его немного вернуться.
– Что-то случилось? – спросил тот, быстро подбежав к месту, на котором они остановились.
– Постреляй по окнам, – предложил ему Николас.
– Да ты с ума сошел, – посмотрел на него Фрэнк, – представь какой шум поднимется.
– Постреляй, очень тебя прошу. Я бы и сам это сделал, но у меня ведь оружие без глушителя, а ты в этом деле больше тишину любишь.
– Ну если ты так просишь, – Фрэнк вскинул излюбленную винтовку полуавтомат, но перед тем как нажать на спуск, Николас его предупредил.
– Ты только не стреляй выше десятого этажа и поаккуратнее, чтоб не ровен час, тебя рикошетом не задело.
– Это мы смогем, – проговорил Фрэнк и надавил на курок.
Винтовка начала выкидывать маленькие языки пламени и трещать, издавая вполне приглушенные звуки, но пули, выпущенные ей, не приносили вреда окружающему. Оконные проемы оставались все так же целыми и невредимыми, лишь изредка кое где появлялась небольшая паутина трещин и то лишь в тех случаях, когда Фрэнк долго стрелял в одно и то же место. Поменяв несколько рожков, он все-таки не выдержал и сделал пару одиночных выстрелов по этажам, расположенным гораздо выше.
