Найти родственную душу очень тяжело. Сашка был единственным человеком на свете, с которым мы были «на одной волне», мне казалось, что только он меня по-настоящему понимает…
Вообще удивительно, с раннего детства меня не покидало такое ощущение, что мне нигде нет места. У нас было много девочек в классе, но все они не слишком горели желанием со мной дружить. Если они и принимали меня в свои игры, то отдельно ходили домой: так, чтобы я не могла увязаться с ними. Если же мне хватало настойчивости пойти рядом, то они не разговаривали со мной, отворачивались – как будто я не подхожу им.
Мне не было места рядом с Катькой, с мамой и папой, потому что я не понимала их, а они – меня. Когда я выросла и поступила в институт, мне не было места среди моих однокурсников, потому что я чувствовала, что мы «из разного теста». Я улыбалась, делала вид, что все нормально, но это было далеко не так.
На самом деле, в этом нет ничего удивительного, позже поняла я: пока человек ищет себя, ему будет постоянно неуютно, где бы он ни находился. Это никак не связано с тем, «плохие» или «хорошие» люди вокруг. Это просто указывает на его внутреннюю пустоту, и не более того.
Когда я определилась, кто я и зачем живу, приняла в себе эту непохожесть на других, мне стало, конечно, намного легче. В какой-то момент я позволила другим людям быть такими, какие они есть, но при этом разрешила себе оставаться собой и ни под кого не подстраиваться.
К этому открытию мне пришлось идти долгие годы. Именно поэтому потеря Сашки (вследствие его шальной женитьбы, преследования жены, которая изменила ему, затем второй провальной женитьбы, а потом розыска его второй жены при помощи частного детектива) далась мне так болезненно. Я долго принимала тот факт, что люди меняются, и затем они уходят.
А его фраза «Хочешь прикол?», которой даже не предшествовало банальное «Привет, как дела?», вывела меня из равновесия.
Я думала: «Может, высказать ему всё это?.. Или не надо?»
– Давай встретимся, – монотонно бормотал Сашка.
– Сегодня работаю.
– Приезжай ко мне после работы.
– Куда? – не поняла я.
– Домой.
– Нет, так не пойдет. Лучше в кафе.
– А я хочу попить чай с тортом на кухне с близким человеком, – заплетающимся языком пробубнил Сашка.
У меня внутри всё вскипело: «Похоже, он с утра пьян?»
– Знаешь что? Я замужем, дорогой мой Саша! И к тебе домой не поеду! – закричала я. – Кстати, при встрече надо здороваться!
Я швырнула трубку и залилась горькими слезами. Люди так тонко чувствуют этот мир в момент несчастья. Остро нуждаются в нас. И очень быстро остывают.
Я живу на свете немало лет, и так и не перестала удивляться, что люди очень нуждаются в эпизодической дружбе в момент беды, и резко пропадают после исчезновения этой самой беды.
Что ты чувствуешь, когда тобой попользовались и исчезли? Смесь горькой досады, ледяного разочарования и ветерок дежавю. Каждому жить с тем, что он натворил. И возможно, среди множества человеческих бед – это ничтожная малость. Но всё равно, в глубине души хранится надежда на что-то человеческое. Что потребность в тебе – не от острой боли, а от чего-то другого, например, тебя ценят за то, что ты есть…
Каждому так отчаянно хочется чувствовать себя нужным, что он цепляется за эту возможность, не отвергая вновь пришедшего скитальца, а протягивая руку помощи.
Что такое доброта вообще, если ты даже не можешь помочь тому, кому плохо? Наверно, она возникает тогда, когда ты делаешь что-то без надежды на взаимность и без иллюзии близости. Ты просто позволяешь этому случиться, как ручей позволяет путнику напиться воды.
