– Держи! – предложила она шлем Пьеру. А у того от удивления опять открылся рот и расширились глаза.
– Ба,… да какая же ты прелестница! Смотрите-ка, и лётчица, и отважная, да ещё и красавица всем на загляденье! Ну, граф, ну батюшка! Да ты нам и впрямь сегодня сюрприз устроил!… – ахнул от такого преображения дядя Эрнст знавший Марину ещё забавной малышкой с жиденькими косичками.
– И не говори дружище, видишь, как дети быстро растут. Пойдём-ка мы с тобой лучше на аэроплан посмотрим, а молодые пусть поговорят о своем, о лётном. Не будем им мешать… – усмехнувшись в усы и хитро подмигнув, заметил Орлов и, взяв своего старинного приятеля под локоток, повёл в сторонку.
– Ну что же ты опять замолчал, я что-то не так сделала? или ты передумал лететь? – по-прежнему протягивая шлем опешившему Пьеру с улыбкой спросила Марина.
– Да что ты, нет, я не передумал, ни в коем случае! Я прямо сейчас готов лететь, можешь не сомневаться! Только вот дай чуть времени освоиться с техникой… – взволнованно протягивая руки за шлемом, встрепенувшись, ответил Пьер.
– Ага, значит так! Ну, тогда давай готовиться! Рассказывай, как ты управляешься с самолётами, говори как есть, ничего не скрывая, я хочу знать всё… – отдав ему шлем, спросила Марина и приготовилась слушать. Пьер, ни минуты не медля, принялся рассказывать. Он как настоящий оратор на трибуне, сжав в руке шлем и отчаянно им размахивая, стал с большим энтузиазмом пояснять Марине, как он поступает в различных ситуациях. Будь то взлёт или посадка, заход на глиссаду, или вывод аэроплана с виража. В общем, рассказывал ей всё, что только мог знать лётчик. Всё вплоть до заправки топливом и его наличии. А надо отметить, что самолёты тогда работали исключительно на чистом спирте, и в этом деле тоже были свои тонкости и трудности.
А Мариночка всё слушала и слушала его, лишь изредка вставляя кое-какие свои сугубо технические замечания. Пьер же заливался пред ней словно весенний соловей, с каждой минутой объясняя ей всё новые и новые премудрости французского пилотажа. Они и не заметили, как неспешно отошли ото всех в сторонку и побрели по полю. Притом нисколько не обращая внимания на то, что творилось вокруг них. Ребята со знанием дела увлеклись обсуждением, и по очереди жестикулируя руками, то Пьер, то Марина, каждый изображал свои коронные взлёты, виражи и сложные посадки.
– Дети нашли общий язык… – глядя на них со стороны, заметил граф, обращаясь к Эрнсту.
– Согласен дружище… – довольно улыбаясь, ответил тот, наблюдая за ребятами. Уж он-то понимал, какие сейчас страсти кипят в душе у его племянника. Пьер, невзирая на столь интересную тему обсуждения, никак не мог оторвать свой взгляд от очаровательного лица юной собеседницы. Он всё никак не мог налюбоваться её прелестной внешностью. Да оно и понятно, дядя Эрнст был прав, говоря, что Марина, подрастая, превратилась в невероятную красавицу. Её большие, чуть с лукавинкой, голубые, как лазурное море глаза, производили на Пьера умиротворяюще умиляющее впечатление. Марине стоило лишь краем глаза взглянуть в его сторону, как ему уже чудилось, что на него смотрит очаровательный ангел спустившийся с небес, а не простая русская девушка.
А что уж говорить о её яркой, ослепляющей своей белизной, улыбке. Когда Мариночка, смеясь над его сумбурно-потешными объяснениями, улыбалась ему, Пьеру казалось, что он сейчас же задохнётся от счастья, а его сердце выскочит наружу. И он, словно боясь, что беседа вот-вот прекратиться, и Марина уйдёт, всё говорил и говорил, не желая останавливаться. Да и Марина, глядя на его по-юношески энергичную и темпераментную манеру держаться, не осталась равнодушной к его внешнему обаянию.
