Затем на темной сцене как-то незаметно появилась девушка – тоже в сценическом образе, который скрывал ее истинную внешность. Черные волосы спускались до талии волнами, глаза были скрыты черной повязкой, из-за которой волосы на затылке немного приподнимались. От повязки или, вернее, от скрытых под ней глаз тянулся грим в виде уродливых шрамов, которые рассекали щеки и достигали уголков губ. Платье на девушке было с пышной, тяжелой юбкой, из-за которой певица практически не могла двигаться, и с жестким корсетом, сковывающим ее. Из-за этого она походила на фарфоровую куклу, застывшую по середине сцены, открывающую рот и иногда двигающую руками, в одной из которых был зажат микрофон. Словом, узнать непоседливую Лену в безжизненной, одновременно прекрасной и уродливой девушке было сложно.
Голос Волынской вплелся в мелодию фортепьяно, и толпа затаила дыхание, ловя слова, которые произносил сильный, уверенный, не терпящий возражений и завораживающий голос. Джен краем глаза заметила, как Лана еле заметно покачивает головой и шепотом повторяет слова. Впрочем, эффект порабощения голосом певицы распространился не только на Покровскую, многие ученики еле слышно подпевали вступлению. Так, например, стоящая рядом со Стихиями девушка даже сжала ладони в кулаки, притянула их к груди, зажмурилась и повторяла за Леной, словно молитву.
На последних строчках голос певицы набрал еще больше силы, и «Льющие на землю льдинки бессердечные» Лена уже прокричала.
Тут же сцена вспыхнула ярким светом и в песню вступили остальные инструменты. Стихии около сцены в который раз напрягли зрение, пытаясь узнать, кто скрывается за капюшонами. Они знали, что за барабанными установками сидит Ярик, за двумя гитарами Сева и Толик, но вот кто играет на бас-гитаре, до сих пор оставалось тайной. Музыкант появлялся лишь на концертах, а потом исчезал. И девушки еще ни разу не то что с ним не разговаривали, просто-напросто не видели его лица. Знали только, что это друг Ярика, Миша, на дне рождения которого Лена и познакомилась с будущим женихом.
Вскоре в громкую музыку ворвался шепот Евы, стоящей позади барабанных установок на возвышении.
Все сменяется друг другом:
Ночь – днем,
Зло – добром,
Тьма – светом,
А беспомощное дитя – стариком немощным.
Сестра Лены сейчас точно так же была совершенно на себя не похожа. Каштановые волосы были покрашены в золотой цвет, выпрямлены и тщательно расчесаны, а на голове из них и мелких цветов был выложен венок, напоминающий корону. Девочка была облачена в белоснежное платье в виде широкой рясы, скрывающей в складках руки и ноги.
Пока все внимание было обращено на Еву, Влад успел переместиться за синтезатор, а на рояле уже сидела Катя с прямой спиной и немигающим взглядом. Музыка снова набрала обороты, приветствуя третью певицу.
– Откуда они берутся?! – пытаясь перекричать толпу, спросила Лиса у Джен.
– Может, перемещаются? – предположила девушка, разглядывая последнюю солистку.
Она, как и Лена, была облачена в темный наряд, но если платье Волынской было темно-коричневым, с золотыми объемными вставками на лямках и корсете, то одеяние Кати было полностью черным. Оно, в отличие от Волынской, было легким. Юбка состояла из многочисленных полос, которые открывали длинные ноги девушки, спина и плечи ее были обнажены. Волосы сплетены и уложены в строгую прическу, из которой не выбивался ни один волосок. Глаза девушки были ярко накрашены, а на шее, как всегда, висела красная нить, напоминая галстук.
