Он внезапно замолчал, но доктор, ловко угадав его мысль, немедленно подхватил ее.
– Возможно, уже этим летом, – сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы это предложение соответствовало искренности, – во время ваших исследований в Ассирии, во время раскопок отдаленной цивилизации, которая когда-то была Халдеей, вы сможете найти то, о чем мечтаете…
Профессор поднял руку, и на его красивом старом лице появилась улыбка.
– Возможно, – тихо пробормотал он, – возможно!
И молодой доктор, возблагодарив богов науки за то, что заблуждения его руководителя были столь безобидны, отправился домой, уверенный в своем знании внешнего мира, гордый тем, что смог объяснить свои видения самовнушением, и благодушно задаваясь вопросом, не будет ли он в старости страдать от видений того же рода, что постигли его уважаемого шефа.
И когда он лег в постель и снова подумал о суровом лице своего начальника, о его голове прекрасной формы, о глубоких морщинах, прорисованных годами работы и самодисциплины, он перевернулся на подушке и заснул со вздохом, в котором было наполовину удивление, наполовину сожаление.
Это было в феврале, девять месяцев спустя, когда доктор Лэйдлоу отправился на Чаринг-Кросс, чтобы встретиться со своим шефом после долгого отсутствия, связанного с путешествиями и исследованиями. Видение о так называемых скрижалях Богов к тому времени почти полностью стерлось из его памяти.
В поезде было мало народу, так как поток машин теперь двигался в другую сторону, и ему не составило труда найти человека, с которым он приехал встретиться. По копне седых волос, выбивавшихся из-под фетровой шляпы с низкой тульей, его было легко узнать.
– Наконец-то я здесь! – несколько устало воскликнул профессор, пожимая руку своему другу и слушая теплые приветствия и вопросы молодого врача. – Вот и я – немного постаревший и гораздо более грязный, чем когда вы видели меня в последний раз!
Он со смехом оглядел свою заляпанную дорожными пятнами одежду.
– И гораздо мудрее, – с улыбкой заметил Лэйдлоу, суетясь на платформе в поисках носильщиков и сообщая своему шефу последние научные новости.
Наконец они перешли к практическим соображениям.
– А ваш багаж – где он? Я полагаю, у вас его, должно быть, тонны? – спросил Лэйдлоу.
– Почти ничего, – ответил профессор Эбор. – На самом деле, ничего, кроме того, что вы видите.
– Ничего, кроме этой сумки? – собеседник рассмеялся, думая, что это шутка.
– И небольшой чемодан в фургоне, – был тихий ответ. – У меня нет другого багажа.
– У вас нет другого багажа? – повторил Лэйдлоу, резко обернувшись, чтобы убедиться, что он говорит серьезно.
– Зачем мне еще что-то? – просто добавил профессор.
Что-то в лице, или в голосе, или в манерах этого человека – доктор с трудом понимал, что именно, – внезапно показалось ему странным. В нем произошла перемена, настолько глубокая, хотя и незаметная на первый взгляд, что сначала он этого не заметил. На мгновение ему показалось, что в этой шумной, суетливой толпе перед ним стоит совершенно чужая личность. Здесь, среди домашней, дружелюбной суматохи толпы на Чаринг-Кросс, странное чувство холода охватило его сердце, коснувшись его жизни ледяным пальцем, так что он по-настоящему задрожал и почувствовал страх.
Он быстро взглянул на своего друга, в его голове проносились испуганные и нежеланные мысли.
– Только это? – повторил он, указывая на сумку. – Но где же все те вещи, с которыми вы уехали? И, вы ничего не привезли домой? Никаких сокровищ?
