Четыреста капель крови - страница 17



– Зачем? – решил уточнить Рема, еще не понимая, чего так испугался этот дылда.

– Не спрашивай, не думай, просто бей!

– Ну, ладно.

– Потом объясню зачем… Сейчас шшшш… Только ты эта… в нос не бей, он у меня нежный.

Коля приложил палец к губам и присел. Буквально через минуту саксофон, выводивший приятную мелодию, сильно напоминавшую старинную и романтичную Smoke Gets in your Eyes, прошел мимо их укрытия. А потом, когда сексуально изогнутая труба со множеством клавиш перестала заглушать все шумы, мальчики услышали стройный топот ног, будто по брусчатке, которой тут отродясь не бывало, шел взвод или даже рота самых настоящих солдат. Причем не новобранцев – идущие ставили ногу точно в такт, из-за чего каждый звук усиливался многократно, а стены и потолок ощутимо потряхивало. Хотя нет, Ефрем увидел, что тряслось не строение, а донельзя испуганный Колька.

Селиверстов решил все-таки проверить. Обойдя практически парализованного приятеля, он осторожно выглянул из укрытия и с удивлением обнаружил на первом этаже несколько десятков марширующих непонятно куда мальчишек и девчонок самого разного возраста. Словно они спешили на какой-то парад.

«Может, они репетируют финальное шоу? – подумал Рема. – Но тогда чего так испугался Жердь?»

Только посмотрев одному из шагающих в глаза, Ефрем понял. Зрачки у ребенка совершенно не двигались, а холодно и безразлично вперившись в затылок идущего впереди мальчика с такими же вытаращенными глазами и полным отсутствием эмоций на лице.

Эту сводную роту возглавляла самая стандартная Аня, одетая в платье юной принцессы из сказочного королевства – голубого цвета, с высоким стоячим воротником и темно-синей с золотой вышивкой накидкой. Именно она держала в руках саксофон и играла гипнотическую, хоть и приятную музыку.

– Прям как крысолов-джазмэн! Ну или вумэн. Хрен его знает, как на английском будет джазовый музыкант-робот с женским лицом, – прошептал изумленный Ефрем. Что-то подталкивало его выйти из укрытия и присоединиться к шествию. Сознание стало каким-то ватным, изображение будто накрыл туман. Рема уже начал вставать, но Жердь, видимо успевший прийти в себя, схватил его в самый последний момент, и, втянув в укрытие, зажал рот ладонью. Как только взгляды мальчиков встретились, Селиверстов будто вернулся в реальность. Коля покрутил пальцем у виска, а затем приложил его к губам. Очень медленно, миллиметр за миллиметром, Жердь выглянул из-за угла, но похоже, что шепота Ремы никто не услышал. И не мудрено – сквозь такой-то шум. И только тогда Коля расслабленно выдохнул.

– Что здесь творится? – зашептал Рема, который снова смог рассуждать ясно.

– А ты еще не понял?

– Нет.

– Сюда сгоняют всех людей, которые еще остались в городе. И им меняют детей!

– Зачем они это делают?

– Взрослых менять бесполезно. Отец – ну, еще до того, как его «обратили», рассказывал, что их воспоминания не подавить окончательно, даже пропагандой. Образы будут прорываться во снах, в мечтах. Человек будет «глючить», как старый компьютер, у которого не хватает оперативки. И в итоге сойдет с ума. Роботам такой не нужен. Поэтому меняют детей! Нас, живых, на искусственных!

– А настоящих куда?

– А их – наоборот – отдают в семьи, которые состоят из AGI. Те ж почти как люди. Почти – потому что своих детей иметь не могут. И рождаются сами уже взрослыми. Для их программы нужен такой опыт – они и усыновляют детей, отобранных у живых, и получают навыки как родители. Обучаются воспитывать живых и резких, которыми руководят мозги, а не программа.