– А. Здравый смысл. Так вот передай нашим братьям, – Арама вложила в это слово достаточно яда, чтобы отравить целый полк, – что если у них здравого смысла есть хоть на грош, если их хоть немного волнует сохранность Шести Печатей, им бы лучше с Валена пылинки сдувать. Если я потеряю его, больше мне терять будет нечего, так им и передай. Вот тогда и посмотрим, сколько Печатей Зеффара сможет напоследок сорвать хранительница одной из них. Здравый смысл, говоришь? Для всего мира будет лучше, если вам этого здравого смысла хватит понять – я не шучу!
– Арама…
– Ты ведь просто поговорить пришёл? Хорошо. Ты поговорил, теперь уходи.
Кайлео встал, покачал головой, но, в конце концов, вышел, не сказав ни слова. Арама уселась на табурет, не торопясь докурила трубку, восстанавливая душевное равновесие. Она не ожидала от себя такого взрыва негодования. Был ли он вызван тем, что Кайлео отчасти оказался прав? Что у неё, Арама, в глубине души оставался червячок сомнения, пусть она и говорила обратное, даже самой себе?
Пустое. Определившись с выбором в настолько решительных выражениях, остаётся лишь отметить этот момент неуверенности, недостойной практика, и забыть о нём. Арама прислушалась, потом сконцентрировалась на восприятии духовной энергии, Кайлео действительно отправился прочь. А как там дела у Валена?
*****
Кулак куклы мог бы заехать Валену прямо в висок – но даже толком не начал движения. А его собственный смачно врезался в белую волчью маску, отбросив куклу на пару шагов. На месте удара внешняя оболочка куклы вспыхнула тускло-красным светом – словно на ней образовался багровый отпечаток кулака.
Вален утёр пот, градом катившийся со лба, выдохнул с облегчением. Ему сильно не хотелось проверять, насколько быстро кукла успеет разжать пальцы, если вырываться из её болевого захвата грубой силой. Ведь именно это было его второй идеей на тему «как использовать неспособность куклы причинить мне серьёзный вред».
Что ж, пора идти к Араме с насущными вопросами. Во-вторых, о прошлом себе, а во-первых о том, где бы здесь водой окатиться.
Вален не был уверен, как Арама отреагирует на новость. Он точно не ожидал того, как она отреагировала на самом деле: обняла его и потрепала по волосам. Не великоват ли он – нынешний он – уже был для подобного обращения? С другой стороны, учитывая, что Арама может одной силой мысли жонглировать тяжеленными камнями, разница между беспомощным младенцем и теперешним Валеном для неё, вероятно, минимальна.
Впрочем, пока Вален смывал с себя пот в маленькой баньке, спрятанной позади дома, его больше занимали чувства, которые такое обращение подняло в нём самом. Испуг – понятно, любой испугается, оказавшись в объятиях человека, способного раздавить тебя как птенца. Раздражение, нет, даже злость – вот тут вопрос. Юноша, конечно, разозлится, если с ним обращаться как с мальчиком. Но разве он, настоящий он – юноша, которого волнует вопрос собственного мужского достоинства? И кроме этих чувств было ещё что-то, для чего даже слов не удавалось подобрать. Смущение?
От вопроса «что я чувствую?» мысли сами по себе перетекли к вопросу «кто я, всё-таки, такой?» Ну допустим, расспрашивая людей, он постепенно узнает, кем был прежний Вален. А кто есть нынешний Вален? Что он вообще мог сказать о себе?
Вален мотнул головой, так что капли воды разлетелись из мокрых волос. Три вещи он о себе мог сказать с определённостью. Он был хладнокровен, привычен к утаиванию своих мыслей – и не склонен к чрезмерной рефлексии. Сперва послушаем, что о прежнем нём скажет Арама. А самокопанием можно будет заняться как-нибудь потом, на досуге.
