В кабинете я застал хмурого коренастого врача с тяжёлым взглядом. От него шёл слабый запах алкоголя и валерьянки. Я почувствовал, что он настоен хитрить и вымогать деньги, и решил дать ему тысяч пять на капельницу для Эдика и сигареты.
– Присаживайтесь, – указал он на кресло. – Родственник Самушкина?
– Нет. Я доставил его.
Врач без особого интереса взглянул на раскрытое «чезаровское» удостоверение.
– Ясно, – кивнул он. – Так вы с какой целью интересуетесь?
– Ключи от машины ему передайте, – вытащил я из кармана связку.
Врач шумно выдохнул и отодвинул папки с края стола, освобождая место:
– Ну, кладите ваши ключи.
Под ключи я молча засунул пятитысячную купюру, на которую врач посмотрел равнодушно. Я хотел идти, но тот остановил жестом:
– Вы подождите. Сядьте, сядьте. Вы хоть не родственник, но, как я понимаю, участвуете в его судьбе, поэтому уведомляю вас, что Самушкин Эдуард Константинович скончался… – он заглянул в бумаги. – В семнадцать часов ноль три минуты 8 июля 2019 года.
– Что?
– Примите соболезнования. Мы сделали всё, что могли.
– Да от чего он скончаться мог? У него солнечный удар был!
Врач заговорил назидательно как лектор, неприятно растягивая слова:
– У него был не солнечный удар, и от чего он скончался, установит вскрытие, а делать поспешные выводы не нужно, – я поймал его слегка надменный взгляд. – Наши сотрудники сделали всё зависящее, но время было не на нашей стороне, и привезли вы его поздновато, шёл отёк лёгкого. Чудес не бывает.
– Я привёз поздновато? – огрызнулся я.
– Я не к тому. Но и мы не волшебники.
Обозначив границу врачебной гордости, он смягчился и добавил:
– Ключи ваши мы приобщим к вещам умершего и передадим родственникам, не волнуйтесь. А в остальном… Ну, жизнь такая – не вечная. Тяжело, неожиданно, я понимаю. Может быть, выпить хотите? Корвалолу?
– Я могу увидеть его?
– Кого? Тело?
– Да. Я работал следователем.
– Ни в коем случае! – запротестовал врач. – Мы всё оформим и выдадим тело в установленном порядке.
Я вытащил ещё две пятитысячные купюры, но врач замотал головой:
– Нет, нет, вы как юрист должны понимать… Что вам там смотреть? Ну, умер он, умер. Не вернуть.
Я молча вышел из кабинета. Коридор упирался в массивную дверь с парой круглых иллюминаторов. Глядя на этот отвратительный серый заслон с надписью «Интенсивная терапия» я не мог представить, чтобы кто-то оттуда возвращался. «Душегубы чёртовы!», – подумал я, обещая себе разобраться с этой аргаяшской богадельней и одновременно понимая, что если врачи и совершили ошибки, то вряд ли настолько грубые, чтобы уморить его.
Какая же ты сука, Эдик! Не мог умереть до митинга? Всё как назло!
* * *
Экстренное совещание на «Чезаре» назначили на утро понедельника, когда Рыкованов вернётся из заполярного Харпа.
По голосу Рыкованова, с которым мы созвонились в субботу вечером, я понял, что от меня требуется сидеть тихо, пока сами командиры не сообразят, что делать. При таких исходных данных сидение тихо оказалось медленной пыткой. Мысли были навязчивы, как ощущение липкой от арбуза шеи. Я зацикливался, строил версии, придумывал развязки. Я брался за смартфон, перебирал фамилии знакомых следователей, но так никому и не позвонил: сказали не лезть, вот и не полезу.
В воскресенье мысль о смерти Эдика вытащила меня из тревожного сна часов в пять утра, когда город уже залила серая утренняя дымка. Мой разум пытался представить всё как злую шутку, которую ещё можно переиграть. Но переиграть не удастся: новости о гибели Эдика наверняка уже гуляют по соцсетям, а значит, Пикулев будет в ярости.
