Чингис-хан, божий пёс - страница 41
Порой он поднимал взгляд к дымнику юрты, к этой незарастающей ране Вечного Неба, и шевелил губами в беззвучной мольбе: «Великий Тэнгри, дай мне знак, подскажи, что делать. Как я должен поступить с ребёнком Бортэ?»
Однако горний мир оставался глух к терзаниям Тэмуджина.
Бортэ так и не выкинула плод. День ото дня её живот продолжал расти.
***
Ребёнок появился на свет худеньким, краснолицым и крикливым. Это был мальчик с чёрными, слегка раскосыми глазами и редкими тёмными волосёнками – совсем не такой, как все Борджигины.
Когда у Бортэ начались схватки, Тэмуджин не выдержал: собрал своих нукеров и уехал на охоту. Вернулся только на следующий день. У порога юрты его встречала Оэлун-эке.
– Мальчик родился, – робко, будто чувствуя себя в чём-то виноватой, сказала мать.
– Как Бортэ? – спросил он.
– Измучилась она. Сейчас спит.
– Вот и хорошо, пускай спит, – Тэмуджин развернулся и пошёл прочь от юрты.
Оэлун засеменила следом, не отставая. Несколько томительных мгновений хранила молчание, щурясь навстречу солнцу. Потом, не утерпев, забежала немного вперёд, тронула сына за рукав и встревоженно заглянула ему в лицо:
– Что ты теперь будешь делать?
– Как что? – зло ответил он. – Праздновать буду!
И возвысил голос – так, чтобы слышали все вокруг:
– Бортэ-учжин попала в полон к меркитам, когда уже носила под сердцем моего сына. И вот, хвала Вечному Небу, у меня родился первенец! Собирайте пир!
– Пир – это хорошо, – тревога в голосе Оэлун сменилась радостью. – А как ты его назовёшь?
– Назову? – Тэмуджин, сбавив шаг, опустил взгляд. Затем криво усмехнулся:
– Много незваных пришельцев являлось ко мне, и вот – ещё один, новый гость, которого не ждал. Так пусть и будет у него имя – Джучи44.
Он быстро взял себя в руки и более не выказывал признаков душевного смятения. Понимал, что в эти мгновения на него обращены взоры десятков близких и дальних родичей и множества нукеров.
Человек нежнее цветка и прочнее камня, он многое способен вынести. А если непрестанно расчёсывать язву, она со временем превратится в незаживающую рану… Разве имелся у него выбор?
Принять свою судьбу – ту, которая уготована Вечным Синим Небом. Ничего иного ему не оставалось. Он воспитает чужого сына как своего; с годами воспоминания о пребывании Бортэ в неволе отойдут в прошлое, и никто из соплеменников не посмеет связывать рождение Джучи с меркитским пленом его матери. А Тэмуджин позаботится о том, чтобы людям не помыслилось усомниться в его отцовстве. Известное дело, куда правит возница, туда и катятся колёса кибитки.
…Между тем досада ещё долго раздирала его нутро обжигающе-острыми когтями. Как ни старался Тэмуджин её задавить, отвлекаясь разными мелочами, нарочно придумывая себе каждый день множество пустяковых, подчас совершенно ненужных дел и хлопот, она всё скреблась изнутри, не находя выхода, всё зудела и не желала успокаиваться.
С той поры прочно поселилась в нём эта досада. Тэмуджин свыкся с ней, задвинул её в дальнюю щель памяти, туда, где живут мертвецы и нерождённые дети; но даже спустя много трав она нет-нет и вырывалась наружу, и тогда у него начинало тоскливо ныть сердце… Наверное, каждому есть что скрывать в прошлом – такое, без чего было бы намного легче жить. Тэмуджин сознавал: тайная рана будет напоминать о себе до самой его кончины, то зарубцовываясь, то вновь открываясь и кровоточа. И никто не был в силах ему помочь, ибо каждый сражается со своими демонами в одиночку.