Зато у американцев есть вид распорядительного документа «the operational order» – оперативный, прямой приказ. Р.Конквест, Гуверовский институт… Ничего вам подозрительным не кажется?».15
На самом деле термин «оперативный приказ» присутствовал в формулировках чекистов. На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП (б) начальник Контрразведывательного отдела (с декабря 1936 года 3-го отдела) ГУГБ НКВД СССР Лев Миронов заявил:
«Товарищи, тот позорный провал, в котором очутились органы Наркомвнудела, произошел по многим причинам, на которых я останавливаться не буду, потому что они достаточно освещены и в докладе т. Ежова и в прениях. Но все же я хочу здесь сказать о нескольких наиболее важных причинах. Первая причина заключается в том, что несмотря на систематические указания, какие мы получали от ЦК партии, о том, что осколки контрреволюционных оппозиционных элементов из троцкистов и правых уклонистов оживают, о том, что это является главной опасностью на нашем пути и что все силы органов государственной безопасности должны быть сосредоточены, удар должен быть направлен сюда, несмотря на это эти указания ЦК партии никакого отражения не получали в директивах, которые давались по Наркомвнуделу. Мы не имеем ни одного оперативного приказа, где бы чекистские массы поднимались, мобилизовывались на борьбу против троцкистско-зиновьевских элементов в нашей стране. Поэтому нашу чекистскую массу убийство т. Кирова застигло врасплох.»16
Миронов не только сказал об оперативном приказе, но и посетовал на их отсутствие, указывая на необходимость принятия данных мер. Очевидный провал работы органов НКВД в обычном режиме работы был признано самими чекистами на пленуме ЦК ВКП (б). Чекисты чувствовали нарастающую тенденцию и подстраивались под ней. Безусловно, все репрессивные инициативы против врагов народа исходили из аппарата ЦК.
Затем Балаев нашел к чему придраться в самом начале документы, в преамбуле, усомнившись в формулировке «Материалами следствия по делам антисоветских формирований устанавливается», излагая:
«Любой же юрист знает, что материалами следствия устанавливается вина, мера, степень, глубина, как сказал один поэт, а не число антисоветских элементов и прочих преступников в населенных пунктах. Это устанавливается в ходе оперативно розыскных мероприятий, проводимых оперативными сотрудниками правоохранительных органов. Следователи не только не относятся к оперсоставу, но они и не имеют права проводить оперативно-розыскные мероприятия. Даже если в ходе следствия будут получены данные о скоплении в каком-то селе бывших кулаков-антисоветчиков, то эти данные для проверки следователь обязан предать оперативникам.»17
Эти претензии автора, мягко говоря, странные. Ведь материалы оперативно-розыскных мероприятий все равно уходили наверх, в следственную часть и в центральный аппарат органов. На низ и опирались при выдаче приказов
Следом Балаев сомневается в том, что НКВД могло отдельным приказом преследовать бывших кулаков:
«ЁКЛМН! А что, ВЧК-ОГПУ-НКВД до 13 июля 1937 года не существовал? Или за два дня до этого приказа был создан? Или все кулаки и прочие враги только за неделю до издания приказа посбегали из мест ссылок, заключений и стали вести антисоветскую деятельность? Не понимаете? Поясняю: борьба с преступностью, посягающей на основы конституционного строя, являлась повседневной служебной деятельностью НКВД. Ведущих антисоветскую пропаганду каждый день органы выявляли, арестовывали, вели следствие и направляли в суды. Беглецов выявляли, ловили, не дожидаясь отдельных на то приказов, потому что побег из мест ссылки, поселения и заключения являлся преступлением и за него полагалось наказание, определенное УК того времени. Например, УК РСФСР: «82. Побег арестованного из-под стражи или из места лишения свободы – лишение свободы на срок до трех лет.»
