Чистые слёзы - страница 11

– А сколько будем лежать?

– Хорошо, если за месяц управимся.

– Значит, и Новый год здесь встретим? Можно привезти телевизор?

– Да, можно.

Доктор посоветовал завести дневник и записывать любую информацию: по самочувствию, дыханию, количеству принятой еды и жидкости, реакции на лекарства и даже вести учёт выхода мочи и кала. Честно говоря, удивилась последним рекомендациям, но потом поняла, почему это важно. Так азы медицинского ухода стали входить в мою жизнь, а фиксирование ежедневных подробностей приведёт в будущем к достоверным воспоминаниям.

Всё это обсудили с Сашей. Сидели, держась за руки, и понимали, что на вопрос, кто виноват, – нет ответа. Виноват мальчик, ударивший Женю? Виноват доктор, не пославший на снимок и анализ крови? Виноваты мы, не придавшие ситуации серьёзного значения? Виноваты воздух, вода? Кто? Что? Почему стечение этих обстоятельств привело моего сына на больничную койку? Почему в конце концов страдает сейчас он, а не я?

Уже позднее я узнала о статистике данного заболевания на то время: выздоровление – 67 %, 23 % – с последующими рецидивами, 7 % – никогда не вылечивают, а 3 % – смертельные случаи. К большому сожалению, в 67 % мы не вошли.

Процесс лечения был запущен, и тяжёлое состояние Жени подтверждало, что болезнь не отступает. Я стала взрослеть, прекратила жалеть себя и поняла, что только я могу помочь своему сыну и только я несу ответственность за его выздоровление. Надо бороться? Я буду бороться. Надо надеяться? Я буду надеяться. У меня хватит сил и терпения на то, чтобы помочь моему маленькому мальчику…

В этот день у нас было ещё два посетителя, о которых нужно обязательно рассказать. К вечеру Саша привёз на машине схимонаха Никиту из Тихвинской церкви провести обряд соборования болящих чад. Всё это организовали тётя Валя с двоюродной сестрой Мариной. Воскресную школу этого храма посещал Серёжа, старший Маринин сын. Конечно, мы просили разрешения у Красюка С. А. Он буркнул, что это возможно после шести часов вечера, когда останется только дежурный персонал, чтобы не нарушать режим больницы. Естественно, обряд провели и для Ромы. Всё прошло достаточно торжественно, как мне показалось. Лишь один момент не давал покоя: когда Саша вёз отца Никиту обратно, святой отец сказал, что переживает больше за чадо Евгения, ибо его состояние очень тяжёлое.

Чуть позже к Роме с Машей приехала её старшая дочь Лена, студентка второго курса БГПУ. Вошла стройная, с тёмными распущенными волосами до пояса, черноглазая красавица в светло-сером приталенном костюме. Я невольно наблюдала и любовалась, как играла сестра с маленьким братишкой, искренно радовалась за них. А сама всё время думала, что уже три недели моя ещё пока тайна дарила надежду на радостные события, которые могут с нами произойти. Но пока об этом рано было думать: «Всё потом, главное сейчас – Женя…»

С девятнадцати до двадцати часов разрешено звонить по межгороду на медпост. Номер телефона я отдала Саше. В это время все ребята, кто мог передвигаться, выходили из палат и усаживались на диванчиках в холл ждать звонка из дома. Хотя лимит и устанавливали на три минуты, не всегда он соблюдался. Ребёнок, услышав на том конце провода родителей, мог просто плакать, а в это время несколько человек пробивались на линию, чтобы услышать родной голос и хорошие новости. А с другой стороны, дома твои родные начинают крутить бесконечное количество раз маленькое колёсико с заветными цифрами, чтобы пробиться на эту линию, а тут всё время занято и занято… На тумбочке всегда лежал листочек с перечисленными вещами и продуктами, которые нам были нужны, чтобы продиктовать вечером. Сегодня трудно оценить значимость тех телефонных звонков, когда у каждого в кармане лежит сотовый. Но это было так. Целый день ждали предстоящего разговора, а дождавшись, сообщали какую-нибудь важную «мелочь»: съел сегодня три ложки супа вместо вчерашних двух; назначили другое лекарство, быть может, оно облегчит боль; сегодня улыбнулся; спал ночью несколько часов спокойно; играл с детьми в палате; снова орал на всё отделение во время уколов; о перевязках и капельницах, облегчающих состояние; о дне очередного снимка (каждые две-три недели), который давал новую надежду – вот этими рутинными новостями была заполнена теперь наша жизнь, ими делились и с нашими родными. Сколько было этих междугородних звонков? И кто больше нуждался в них? Сколько денег было потрачено на эти звонки?! Мама оплачивала телефон до восьмисот рублей в месяц – это при папиной-то пенсии три тысячи рублей! Но разве о деньгах шла речь, когда была возможность услышать родной голос… Они полагали услышать добрые вести, а мы – побывать в кругу родных дома. Это была ещё одна соломинка, которая не давала утонуть. Провод, протянувшийся где-то под землёй, сближал и не позволял чувствовать себя одиноким. Так и жили мы от звонка до звонка…