– Жалостливые тут нашлись. К рукам приучают. А мы потом что будем делать?
И прикрикнула:
– Идите спать, мамочка, без вас разберёмся!
Вспоминаю это сейчас, и мне стыдно за себя. Я безропотно передала ей малышку и послушно вернулась в свою палату, не сказав ни слова. А она понесла её обратно. Слышала, что выговаривала ей, как взрослой:
– Спи и не плачь! Нечего тут нюни распускать, придёт мамка твоя – вот тогда и реви! – и, странное дело, девочка не произнесла больше ни звука, словно понимала каждое слово.
Утром, наскоро умывшись, застелив кровать и избегая неловких разговоров с Машей, я устремилась к выходу из отделения. Саша уже ждал, как мы и договаривались. Молча пошли по хорошо уже известному нам лабиринту больничных коридоров и оказались у злополучной двери.
Услышав шаги позади себя, мы обернулись. В верхней одежде шли на работу врачи, медсёстры.
– Что вы хотите? – обратилась к нам женщина, расстёгивая на ходу пальто.
– Узнать насчёт Жени Волкова.
– А когда он поступил?
– Вчера.
– Ждите, – уклончиво ответила она.
Мы отошли к окну, освобождая проход, потому что в конце коридора появилось ещё несколько человек, следующих сюда.
Вышла медсестра, вероятно, дежурившая ночью:
– Вы насчёт Волкова? Всё по-прежнему. Тяжёлый, вам же уже всё сказал доктор, – и, обращаясь ко мне, добавила: – Будьте в отделении, вас позовут, если что.
– Сейчас пойдём к главврачу, как сказала Вера, – разозлилась я.
Спустились на первый этаж, там находился кабинет главврача детской больницы. В коридоре нас окутал аромат свежей выпечки, обоих поманил сладкий запах. Животный инстинкт заставил идти в сторону буфета. Я не ела уже много часов, и именно сейчас во мне взбунтовалось всё моё нутро. Жуткий голод проснулся и начал высасывать мои последние соки. Мне стыдно было думать о еде, но мой мозг целенаправленно вёл меня туда. Саша подтолкнул:
– Пойдём-ка поешь, а то завалишься сейчас.
Мы заняли очередь: было достаточно много родителей с детками, приехавшими на утренних рейсах из районов на приём к врачам. Малышей усаживали прямо на подоконники в коридоре, пытаясь покормить горячим. Немного опьянев от жизненных запахов, прислонилась к стенке. Я стояла и наблюдала, как проходила обычная процедура завтрака. Мамы, нервничая, пытались всунуть в своих чад что-нибудь съестное, а дети, крича и сопротивляясь, отказывались от пищи. Смотрела и молчала. И уже совсем не плакала, погрузившись в какой-то особенный транс. Саша прервал моё тупое погружение. Взяв под руку, повёл в буфет. Он купил четыре булочки, два бутерброда с колбасой, два чая и сок в пакете. Обхватив ладонями стеклянный стакан с горячим чаем, я мгновенно почувствовала теплоту в конечностях, а глотнув вожделенной сладкой воды, ощутила, как стали оживать клеточки моего бесчувственного, опустевшего тела. Саша рассказал о продолжительном ночном разговоре с Женей Долгим. В другое время мне было бы интересно послушать о родственниках, но не сейчас. Не воспринимала, о чём рассказывал. Он замолчал. Разговор не получался. Я выпила весь чай и лишь надкусила булочку, тело отказывалось от пищи, но я хотя бы согрелась. Во мне прекратилась внутренняя дрожь, которая не проходила вторые сутки. Тут я вспомнила о ночной истории с маленькой девочкой.
– А где её мама? – спросил он.
– Да не знаю я ничего.
После посещения главврача мы сидели в холле и думали, что делать дальше. Мы почувствовали к себе особое отношение, как только оказались в кабинете. Нас успокаивало, что ситуация под контролем у руководства больницы.
