Тем не менее Рыжий разозлился ещё больше, что позволил себе проявить какую-либо эмоцию в толпе тысячников.
«Глупо, глупо, глупо! Перед простым сбродом паршивых тупиц разорался хуже дикого пса! – он бесился и объезжал город, зыркая по углам и нещадно коля бока чёрного коня острыми концами платформ сапог. – Чёртов мальчишка!»
* * *
А мальчишка шёл следом за хвостатой проводницей. Мара вела его лесными тропами, опасаясь погони. И чего только не увидел он на переплетениях звериных путей! В отличие от людских дорог и поселений, здесь кипела жизнь, шумная и полная своими особыми заботами.
Семья четырёхрогих байманов подозрительно косилась из-за кустов, не забывая пощипывать зеленеющую под их копытцами кашку. В прыгающем пятнами свете цветы кашки светились нежно-зелёным и розовым. Кряхтя и пыхтя переваливались с кочки на кочку мохнатые гудяки. Их хвосты плугами взрывали влажную рыхлую землю, и в получившихся бороздках алыми группками скапливались почвенники – собирали из обнажившихся нор разноцветных червей. Подхватив извивающееся тельце, они вспархивали и, упираясь в землю синими хвостами, тянули червя из его убежища.
Под раскидистыми елями, в глубине их синеватой тени, вспыхивали и гасли сон-грибы. Синий! Фиолетовый! Зелёный! Красный! Тронешь такой – засветится ещё ярче, распыляя облачко спор, которые заставляют незаметно уснуть, пока смотришь прикованным взглядом на светящуюся шляпку. Поплывут перед глазами разноцветные кольца и круги – и всё, ты уже утопаешь в пушистом покрове мха.
– Смотри, Симус, – позвала Мара. Тот перевёл глаза по направлению её взгляда – и обомлел.
Всё в том же ёлочном сумраке светился цветущий куст. Его ветви, словно выкованные морозом из золота, держали на толстых полупрозрачных стеблях огромные, с ладонь, цветы. Их лепестки распускались узенькими розовыми язычками. В серединах густой россыпью росли крохотные малиновые бисеринки, обрамляющие самое прекрасное – венчик. Длинная фиолетовая стрелка находилась в окружении ярко-синих тычинок, похожих на перо из хвоста почвенника. На их твердых стебельках росли невесомые пушинки, колеблемые малейшим движением воздуха, отчего казалось, что середина бутона – синее пламя.
– Что это за растение? Никогда не видел ничего подобного… – мальчик приблизился к прекрасному кусту, желая коснуться его цветов, но Мара, зашипев, прыгнула ему на руки и повисла, вцепившись в кожу.
– Его нельзя трогать! – зашипевший от боли Симус испуганно отшатнулся, вопросительно смотря на кошку, успевшую отпустить его руку. – Это гивинеза, цветок юности. И он даёт силу всем существам этого леса. Ты же видишь, какие они весёлые и сияющие? К нему нельзя прикасаться, иначе он рассыпится в пепел. И лес погибнет, потеряв источник силы. А растёт этот цветок крайне редко, и если всё же возьмётся, то будет расти и набираться сил очень долго…
– Ого… – выдохнул Симус и закашлялся. Наконец, уняв приступ, он продолжил хрипловатым голосом: – Я даже не знал, что такие существуют…
– Поверь, ты ещё многого не знаешь… – Мара грустно усмехнулась и поведала Симусу о том, что делает Звонарь и его люди.
Симус, напуганный и расстроенный, резко остановился:
– Но так же нельзя! Как можно забирать чужие огни насильно?! Как… как можно быть таким… таким омерзительным!..
Он вдруг расплакался после вспышки гнева. Мара растерянно уставилась на него, никак не ожидавшая такой реакции. Она не знала, как успокоить его и просто ждала, когда Симус утихнет сам. И немного времени спустя всхлипы действительно стали звучать всё реже, пока вовсе не заглохли в груди мальчика странным бульканьем.
