– Раз ты девочка, то назову тебя Белкой, – сообщил я и горностай аккуратно прикусил мой палец, видимо одобряя. – И что нам с тобой делать?
Суперсил у Белки я не почувствовал. Горностай, насколько я помню, хищник, но… нюх у меня не обострился, слух тоже остался на прежнем уровне: я слышал только сопение Захара и Степкин храп. В общем, никаких навыков я не чувствовал. И тогда попробовал слиться с духом иначе: как с Ромкой в инквизиции. Представил, что сам превращаюсь в горностая, что не я его поглотил, а он меня.
И сработало! Зрение мигнуло и вернулось уже с искажениями. Красок в ночном снежном лесу и так было немного, а сейчас вообще все потеряло яркость, даже красные капли крови на снегу выцвели, стали просто темными. Видимость сократилась – ближайшие пять метров проглядывались с максимальной резкостью и освещенностью, будто мне ночное зрение усилили, а вот дальше плавно уходило в размытые тени.
Я пустил Белку сделать кружок вокруг поляны, глядя ее глазами и слушая. Отправил к Захару, посмотрел на него снизу-вверх, четко и громко расслышал его бормотание: «Что за народ пошел? Всего два глотка микстуры, и вместо того, чтобы успокоиться, он взял вырубился…»
Ладно, не показатель. Как дед ворчит, я и сам слышал, только неразборчиво и тихо. Но, похоже, у меня появился свой маленький шпион, пусть и близорукий, а еще «вебкамера» из первых моделей с минимальным разрешением, но зато на лапках. Все равно полезная штука.
Еще раз пробежав по округе и убедившись, что больше опасности нет, я отпустил Белку. Убедился, что она теперь в душелове, и пошел помогать Захару.
Степка Колькич, вероятно, один из тех сыновей, что «Колькич и сыновья», действительно отрубился. Лежал в сугробе прямо на трухе, которая раньше его пленила, посапывал и храпел. Я осмотрел его – может, ранен? – но ничего критичного не обнаружил, только синяки да ссадины. Как говорится, до свадьбы заживет, если, конечно, он не замерзнет тут.
– Он там ничего себе не отморозит? – спросил я и посмотрел на Захара. – А то не будет у Колькичей внуков-то.
– Не должен, – шмыгнул носом управляющий. – Я ему силогона дал пару глотков, а он срубился. Но внутри все полыхать должно: силогон похлеще перцовки кровь разгоняет.
Я потрогал Степкин лоб, навскидку определив его температуру как тридцать шесть и девять. То есть теплый, но без жара. Приподнял его и усадил к дереву: так, может, с простатитом, но хотя бы без пневмонии останется.
Мужик заворочался, открыл глаза, даже промычал что-то нечленораздельное и, облокотившись на меня, попробовал встать. Второй рукой оперся о дерево, но сразу одернул, будто ошпарило.
– Ща, уже лучше. Вы только не бросайте меня, пожалуйста. Я сейчас оклемаюсь. Отец вам заплатит за то, что меня спасли.
– Добро, – улыбнулся Захар и махнул крюком на горстку пепла. – Не ссысь, мы сейчас янтарь заберем и к каравану твоему вернемся.
– Вы из Ордена? Из патруля? Там же деймосы были! – Степка пошатнулся, но устоял на ногах и всхлипнул. – Наших всех положили, а с нами даже охотники были наемные. Но их сразу в кабине замуровало, когда первая тварь с дерева рухнула.
Пока Захар, явно раздухаренный замаячившей наградой, успокаивал Степку, я опустился на корточки и сухой веткой пошерудил пепел. Блеснул довольно крупный камушек, но потом я заметил еще несколько. Покрутил в руке: точно не янтарь. Камни с красными прожилками отливали металлом.
