– Кто из нас без греха? Все мы люди, не боги.
Она ошибалась: стоявший перед ней Перельман был практически демон.
Поэтому (торг здесь был неуместен) – немедленно произошли перемены:
Причина раздора, целованный Перельманом прелестный юнец – оказался совершенно (как личность) забыт. Словно бы (на время) стал как предмет, который предстоит обойти стороной.
Перельмана заинтересовали слова Хельги.
Та решила усугубить впечатление и продолжила:
– Прошу тебя, будь со мной!– продолжала она ворковать на петрониевой латыни. – Во имя своего благоденствия плюнь мне в лицо, если я что не должное сделала. Ты действительно поцеловал славного мальчика не только за его красоту.
Она имела в виду: Перельман целовал красоту всего мира.
Она имела в виду: разве не стоит весь мир нашей ласки? Разумеется, стоит.
Она не подозревала, что для Перельмана ключевым было слово «разумеется». Далеко, на проспекте Энергетиков (и, кажется, то ли вчера, то ли завтра, то ли вообще через месяц) пребывавшая в алкогольной нирване ипостась Перельмана принялась читать стихи:
Разумеется даже разумом,
Что и чувства твои, и разум
Не способны сдвигать мира,
Ибо чувства и разум подробны…
И тогда я создал искусство.
Ибо небо лучше всего наблюдать из ада,
Полагая, что небу виднее…
И тогда я создал искусство,
Насаждая Сады Камней -
Полагая в ладонь вместо хлеба.
Я тебе протянул чувство.
Ты в него положила камень.
Но сама мне стала как пламень,
Чтобы камень стал добела:
Не способный сдвигать миры, я его во главу угла…
И себя распахнул будто веки,
Чтобы видеть Сад Человеков.
Становилось ясно, зачем Перельману (многообразному Перельману: и похотливому, и астральному) амбициозная Хельга: он (победитель) – самоопределяется, он (победитель) – глядится в женщину, по самой природе инстинкта самосохранения эгоистичную и живучую, но (глядится) – затем лишь. чтобы увидеть в ней все свои сиюминутные души.
Дабы выбирать (себе себя) – такую душу, какая ему потребна.
При этом (и этому благодаря) – вечная его душа остается некасаема и забавляется сиюминутностью, владея стрелкой курсора.
Становилось ясно, зачем в самом начале истории была помянута «новая» Украина: где ещё так поблизости (пространственно, а не просто – и попросту – мистически) было возможно вживую получить не просто реальную стрелялку-игру, а именно – воплощённое бесовство постмодерна?
– Сделано! – крикнул тот памятный голос: пора было ему о себе напомнить.
Получите живые кровь, подлость и прочую реальность: вы хотели исполнения – во плоти? Так и получите (от плоти) – «это» всё во плоти!
Здесь (в японском ресторане), самоопределившись, пора было завершать. Перельман сказал женщине:
– Вы мне просто не нравитесь.
Следует признать, что Перельман поступал низко.
– Ну и что? – ответила Хельга. – Вы считаете меня кастрированной сверху (смешно по отношению к женщине), но я – люто трудолюбива, амбициозна и пронырлива: это ли не талант и провиденциальность? То есть – всё то, что называется у древних семитов благословением и первородством; поймите: будущее – за мной, а без меня будущего не только у вас нет, а вообще – у «всех-всех» нет.
Она была права. Мир был жесток.
– Вы не правы, – сказал Перельман. – Я не считаю вас пустым человеком: вы наполняете плоскость. Более того, вам известно и о плоскостях над вашей плоскостью, и вы (и здесь вы совершенно правы) хотите эти плоскости использовать. Всё дело в том, что я не хочу «вашего хочу».
