Что еще добавить? События. Люди. Книги - страница 24

С прекрасным, если честно, я переборщил. Надо бы чуть понизить планку. Поход в театр для нас – это попытка сменить обстановку, прочистить мозги, расслабиться, опять же, семейные скрепы…

Но в данном случае все эти прочистки мозгов, скрепы – совершенно не катят. В данном случае это было, было… В общем, АХ!

«Онегин-блюз». Язык не поворачивается назвать действо спектаклем. Главные исполнители – Алексей Гуськов и Игорь Бутман.

Как бы описать эту постановку, чтобы было емко и без штампов? Знаете, это как глоток хорошего коньячка.

Кстати, я так и сделал – перед началом заказал в буфете пятьдесят граммов армянского пятизвездочного. «Мне кажется, Пушкиным нужно наслаждаться под коньячок», – как бы извиняясь, объяснил седой буфетчице. На что она мне ответствовала: «В таком исполнении, что вы увидите, Пушкин и без коньяка хорошо идет. Ну, разве чтоб лучше понимать музыкальную часть».

А ведь буфетчица оказалась права! Бутман в желтом пиджачке со своей изогнутой дудкой – под коньячок, а Гуськов с слегка задыхающимся голосом (или с придыханием) – и так хорош. Чертовски хорош. А струнный квартет в строгих костюмах и белых кроссовках! И как в их классику вливался саксофон. Иногда нежно и трепетно, а иногда – нагло и дерзко, но всегда – талантливо и гениально! А безмолвная балерина в образе Татьяны – тоненькая, изящная, сексуальная, пластичная. Боже, как она вилась у ног Онегина, когда он зачитывал только что полученное письмо Татьяны. А как скандировал зал: «Уж небо осенью дышало…» А рабочий сцены, который ни с того ни с сего (хотя, конечно же, и с того, и с сего!) затянул арию Ленского, и как Гуськов его гнал с помоста! ВАУ! Столько фишечек. Они расставлены везде. Ты понимаешь, что все это фишечки, но как же они затягивают.

А в концовке, когда Гуськов и Бутман сидят обнявшись (ну вот только бутылочки и не хватает), саксофонист достает из громадного контрабаса кепочку, отряхивает ее и без микрофона в зал выдает: «Мой дядя самых честных правил…»

Ребята, ну бомба же! Столько радости, ерничества, подколов и приколов, столько солнца! Вот только Ленского – ну очень жалко. В школе так жалко не было…

В воскресенье я стоял перед выбором (так уж получилось) – пойти проголосовать за партию пенсионеров или поехать в Москву на творческий вечер Тани Риздвенко. Конечно же, победила Таня. А моей социальной активности хватило лишь на то, чтобы заглянуть на избирательный участок, занять очередь (представьте, очередь-таки была) и убежать, поскольку нужно было успеть на электричку…

У вечера было интригующее название «О нежном, странном и смешном». Проходил он в доме-музее Михаила Щепкина. Поначалу я не сообразил, где это и кто такой Щепкин – попутал с Щусевым (ну вот не очень у меня с топонимикой). Но, слава богу, определился, сориентировался.

О доме-музее. Знаете, наверное, есть особая аура выступать здесь. Зал для выступления оказался небольшим, был рояль, со стен смотрели портреты выдающихся деятелей культуры 19 века. У стены стояла шикарная софа (или канапе), захотелось занять там место. Не получилось, поскольку на ней (специально для меня) была записочка «Не садиться. Экспонат». Походил по другим комнатам, посмотрел картины и фотографии на стенах, изучил содержимое стеллажей. Было что посмотреть, чему поудивляться – прижизненное издание «Ревизора» Гоголя, собрание сочинений фон Визина. В одной из комнат в углу – икона Богородицы. Гравюры (к своему удовольствию, нашел свое любимое Святогорье – откуда оно здесь?), портреты, бюсты актера Михаила Щепкина, Михаила Чехова (племянник Антона Павловича, выдающийся актер, основавший актерскую школу в Голливуде). Поразил факт, что это здание пережило пожар 1812 года.