Что-нибудь светлое… Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 8 - страница 33



– Посмотрим, – пожал плечами Игорь. – Как, все же, это выглядело?

– В целом, как было предсказано. Но если смотреть взглядом человека, который…

– Оставь в покое чьи-то взгляды, – резко сказал Игорь. – Вижу, тебя результат так поразил, что ты готов сам назвать это магией.

– Впечатляет… – пробормотал Эхуд. – Хауфман, кстати, повел себя молодцом. Ему предложили искусственный сон, это сняло бы неприятные ощущения и возможный когнитивный диссонанс, но он отказался, подписал все бумаги. Задание никто не знал, кроме Квята и контрольной группы из трех человек, никак с лабораторией не связанных. Начали с небольшим опозданием, были неполадки в криогенной установке. Ты же знаешь, насколько пока капризен квантовый компьютер. Исправили. Хауфман сел на электрический стул…

– Название так и не поменяли? Звучит неприятно.

– Нет, осталось. Привыкли, а как иначе это назвать? Хауфман еще пошутил, что электроники в стуле больше, чем в БАКе3. В квантовый режим его мозг вошел через тридцать восемь минут – кстати, время, точно соответствовавшее расчетам по нашей с тобой методике. Квят непременно сошлется на нашу статью.

– Режим квантового запутывания4

– Да, самый важный момент! Длительность вхождения в режим так и не зафиксировали, она оказалась меньше времени срабатывания.

– Меньше десяти в минус двадцатой секунды?

– Минус двадцать первой. После моей предыдущей поездки Матесон увеличил чувствительность на порядок.

– Отлично! И что Хауфман?

– Как только вошел в перепутанное состояние с компьютером, вспомнил, куда дел книгу Дойча! В феврале – он и число вспомнил, и время с точностью до минуты, – он случайно смахнул книгу с полочки в прихожей. Думал о другом – кстати, вспомнил, о чем именно, – а книга упала в щель между стеной и обувным шкафом.

– Проверили?

– Конечно. Книга там и лежала. Даже не очень запылилась за полгода. Но это было потом, а тогда как раз начался пиковый режим, и Квят задал Хауфману контрольный вопрос. Ты бы видел выражение его лица!

– Чье? Хауфмана?

– Квята!

– Представляю, – пробормотал Игорь. – Дело всей жизни. Какой вопрос он задал – я знаю. Читал в отчете, я получил его на почту.

– А у тебя, – помолчав, сказал Эхуд. – Ну… с той женщиной…

– Мне запретили к ней приходить, – помрачнел Игорь. – Я хотел попрощаться с Тами перед уходом, а в это время «выгуливал» отца, и у него начался приступ. С ним бывает, но доктор решила…

– Отец? – насторожился Эхуд. – Расскажи подробнее.

В пересказе произошедшее выглядело не столько драматично, каким казалось Игорю, сколько комично и бессмысленно.

– Жаль… – протянул Эхуд и, не зная, что еще сказать другу, перевел разговор.

– Ужинать будешь? Есть стейки.

– Я уже поел.

– Чай? Или кофе?

– Я бы выпил вина, – неожиданно для себя сказал Игорь. Он любил полусухое, но пил редко: на днях рождения или встречах, когда невозможно отказаться. Игорь обычно осушал бокал-другой под стандартные тосты вроде: «А теперь за здоровье родителей!» Почему ему сейчас захотелось вина? Странная штука – подсознание. Вернувшись домой, надо будет проанализировать, из каких причинно-следственных связей возникло неожиданное, но наверняка имевшее свой смысл желание.

Нашлась початая бутылка «Хеврона», разлили по бокалам, Эхуд принес из кухни на подносе тарелочки с круасанами и шоколадными вафлями.

– За профессора! – сказал он. Естественно, за кого же и пить в такой день, когда, похоже, в физике возникло новое направление: биологическая квантовая магия. Или психологическая? Или лучше обойтись без раздражающего слова «магия»? Название придумают. Профессор Квят мастер на всякие названия – правда, его так и не удалось убедить в том, что бесконтактные наблюдения невозможно объяснить без привлечения многомировой интерпретации квантовых процессов. «Давайте пока без этого, – говорил он Игорю, когда тот, приехав на очередной семинар, в сто тридцать шестой раз показывал расчеты. – Пока все возможные… обычные, да… рассмотрения не будут опровергнуты, а вы знаете, что это не так, я не могу относиться серьезно к предположениям, которые сделают физику не наукой, а набором игральных карт».