«Папа, – подумал он, – зачем ты…»
«При чем здесь папа, – подумал он. – Я сам вызвал квантовую запутанность, когда привел его к Тами, не сообразив, что эти два слабо связанных с реальностью человека больше, чем кто бы то ни было, имели возможность понять друг друга».
Мама отошла от окна и принялась нарезать помидоры. Она всегда нарезала помидоры для салата мелкими кусочками, так получалось вкуснее, было больше сока, и еще Игорь любил, когда мама заливала салат сметаной.
Он видел ее спину и видел, как отец вошел в кухню, подошел к маме сзади и обнял, она положила голову ему на плечо, а руку с ножом держала так, чтобы, не дай Бог, не пораниться самой и не царапнуть мужа по обнимавшей ее руке.
«Поспал?»
«Да. Ты меня звала?»
«Посмотри, какая красота за окном. Прелесть, никогда такого не видела».
«Да что там? Дом напротив…»
«Нет, ты выгляни и посмотри на дерево справа».
Левая рука затекла, от ладони вверх побежали мурашки, это отвлекало, и еще отвлекало то, что Игорь не мог отвести взгляда от темного пятнышка на полу. Пятно раздражало, потому что занимало внимание, нужное для другого. И мурашки тоже мешали, трудно было воспринимать одновременно две реальности и ни в одной не уметь ничего изменить.
«Я это я – здесь, сейчас, – подумал Игорь. – Здесь и сейчас я не могу поднять руку, не могу оторвать взгляда от пятна. А кто я – там и тогда?»
Папа уткнулся носом в мамину спину, а она продолжала нарезать овощи – покончила с помидорами и принялась за огурцы, их она нарезала сначала вдоль, длинными ломтиками, а потом поперек, чтобы получились маленькие квадратики.
«Кто – там? – думал Игорь. – Это не могу быть я. Меня тогда не было дома. Я не мог этого видеть».
«О чем я? – подумал он. – Это не память. Я не вспоминаю. Я вижу то, чего видеть не мог. Это…»
Он знал, что это. Бесконтактное квантовое наблюдение. Спонтанное и шокирующее. И потому он ничего не мог сделать ни здесь и сейчас, ни там и тогда.
Запах жареной картошки. Запах тюбика с черной ваксой – утром, почистив туфли, он бросил тюбик на обувной ящик, торопился, и теперь этот запах смешивался с запахом картофеля… ужасно.
Отец поцеловал маму в затылок, поправил завиток волос и, вздохнув, будто его заставили оторваться от любимого занятия, направился к окну. Высунулся наружу и присвистнул.
«Увидел? – спросила мама, не поворачивая головы. – Правда, потрясающе?»
«Здорово! Откуда их столько?»
«Летят на юг, наверно. Остановились на отдых».
«А гомон какой! Если останутся на ночь, невозможно будет уснуть».
Гомон? Только сейчас Игорь не услышал (слышал он этот звук давно, но как фоновый шум: так слушаешь и не слышишь несущую частоту радиоприемника), а воспринял, наконец, сознанием хлопанье крыльев, гортанные птичьи крики, шелест автомобильных покрышек по асфальту, и еще кто-то говорил под окном на иврите, двое, мужчина и женщина, а издалека донесся звук сирены – то ли полицейской, то ли «скорой», он так и не научился их различать.
За кухонным окном, выходившим на довольно шумную улицу, росли два дерева – слева от окна и справа, их невозможно было увидеть с того места, где стоял Игорь, а подойти ближе и убедиться в том, что представилось ему в воображении, он не мог. Цапли. Тами говорила о цаплях. Игорь видел однажды – не здесь, а в северном Тель-Авиве, в районе университета – деревья, на которых сидели цапли. Цапли были небольшими, Игорь почему-то представлял, что они должны быть размером с журавлей, а журавли – как аисты, а аисты ростом чуть ли не с человека, недаром они даже могут нести в клюве запеленатого младенца… Нелепые мысли.
