* * *
Стеклянная дверь раздвинулась при их приближении. Краем сознания Игорь отметил эту странность – хорошо, что дверь открыта, не нужно вызывать звонком ночного сторожа. Мужчина лет шестидесяти в форме одной из охранных фирм сидел в кресле напротив входа. Увидев вошедших, кивнул Игорю и махнул рукой направо, в сторону закрытой двери коридора, над которой горел транспарант: «Интенсивная терапия».
Зачем им туда?
– Вас ждут, – сказал охранник, увидев, что Игорь в нерешительности топчется на месте.
– Быстрее, – заторопил Эхуд и первым направился к белой двери, которая тоже оказалась не заперта.
В длинном коридоре горела каждая третья лампа, и Игорю стало не по себе. Он не хотел идти дальше. Плелся за Эхудом, который шел, читая надписи на дверях. У пятой двери он остановился – оттуда слышны были голоса, над дверью пламенела красная лампа с транспарантом: «Не входить!»
Туда они и вошли. В маленькой прихожей стояли вдоль стен несколько пластиковых стульев. Отца Игорь увидел сразу: он стоял рядом с дверью, которая вела в следующую комнату, откуда и слышались голоса – здесь громче и явственней, чем из коридора, но слов все равно было не разобрать. Один голос женский, два (показалось, что именно два) мужских.
– Папа…
Это был другой человек, не тот, которого Игорь видел вечером: не опустошенный болезнью, не забывший сына и все на свете.
– Сын!
Они обнялись.
Отстранив Игоря, отец посмотрел ему в глаза. Нежно, с любовью, с сожалением, грустью, вниманием, было во взгляде еще много чего, не понятого сразу.
– Ты видел? – спросил отец.
Игорь понял, что означал вопрос, и молча кивнул.
– Она… Господи… из-за меня…
Игорь никогда не видел отца плачущим, даже в последние месяцы: он бывал мрачен, рассеян, потом слаб, беспомощен, взгляд его со временем становился все более пустым, как комната, из которой каждый день выносили какой-нибудь предмет мебели, пока не оставили голые стены – но он не пролил ни слезинки, то ли не понимая своего положения, то ли просто не умея плакать. Сейчас отец тихо всхлипывал на плече Игоря, а возникшая откуда-то Фанни о чем-то тихо переговаривалась с Эхудом.
– Папа… – Игорь не представлял, что сказать. Почему они здесь? Что там, за дверью?
Отец взял себя в руки.
– Тами…
– Что Тами? – похолодел Игорь и отпрянул.
– Она умерла.
– Нет! – Игорь знал это точно. Он это чувствовал.
– Нет, – повторил он и добавил, не понимая, что говорит, но зная, что прав: – Пока нет.
– Игорь… – Отец стоял перед сыном, маленький и сутулый, и произносил страстным шепотом слова, которые, наверно, должен был сказать давно, и слова, которые говорить не следовало, и еще были слова, которые отец не произносил вслух, но Игорь все равно слышал. Отец смотрел на Игоря с мольбой, но одновременно и с уверенностью в своих чувствах, чего никогда прежде не было в этом по жизни мягком и уступчивом человеке.
– Игорь, мама спасла мне жизнь. Если бы не мама, я в тот день выпал бы из окна, я уже почти… и хоронили бы меня… Что-то тогда стало со мной, я все забыл, я был где-то, в мире, которого боялся, я там оказался мошкой, ничего не понимавшей, а потом появилась она, Тами, и я начал понимать, ты не представляешь этого ощущения, ты не можешь себе представить, прости, я знал, то есть, не знал, но чувствовал, что ты ее любишь, Тами, и я, когда увидел ее, когда она сказала про цаплю, я не понимал, но я полюбил ее, иначе быть не могло, потому что… так я чувствовал… мы одно целое, Тами и я, но и ты тоже, прости, что я сделал тебе больно, но пойми, я люблю ее, она опять спасла мне жизнь… опять… Тами или Рая?.. Сын, если она умрет, мне незачем будет жить…
