У неё были большие планы. Она хотела собрать большой отряд, который бы занимался добычей железа. Машин так из шести. Но для начала надо было съездить на разведку и доказать другим, что там есть железо. Координаты или хотя бы примерное направление места, где прятался город, а ехали мы, похоже, в старый город, Джули держала в секрете. У неё уже был отряд, который она потеряла. Десять машин попали под пули бандитов. Она одна смогла уехать на машине и оторваться от нападавших. Получилось так, что выжила из отряда лишь она.
Бурый к этой истории относился недоверчиво, я же не видел поводов ей не доверять.
Чем больше я узнавал Джули, тем больше видел в ней противоречий. Она была уверенно, со скупыми движениями, резкими суждениями и хриплым голосом. Всегда готова к нападению, настороженная, готовая рвануть в бой. Среди нас она чувствовала себя на равных. В ней не было присуще другим женщинам жеманства и кокетства. Как-то мы пересеклись с городовыми, которые заинтересовались к чему мы готовились, каждый день тренируясь на площадке. Вначале они думали, что главный здесь был Бурый. Но Джули их быстро переубедила. Спустя какое-то время они уже трепались с ней, не обращая внимания, что она женщина. А ведь вначале отнеслись к ней с пренебрежением и недоверием.
Джули умела завоевать доверие. Могла показать, что она своя в доску. И это выглядело естественным. Дошло до того, что я не мог представить её в платье. Поэтому когда увидел её в нём на службе в храме, то дар речи потерял.
В тот день был праздник. День окончания войны. Люди пошли в храм. Я там был вместе с семьёй. Отец настаивал, чтоб мы посещали его. Я как раньше не был верующим, так и не смог уверить в силу Божественных сил. Здесь верили в Дождь и Солнце. Жрицы от имени людей просили урожайного лета. Храм представлял собой место, огороженное колоннами, под крышей. Сюда спокойно мог поместиться весь город, ещё место оставалось. Жертвенный алтарь был под открытым небом. Обычно на него наливали воду и клали хлеб. Жрец просил сытого лета, мира, здоровья, все запевали молитвенную песнь, а потом отправлялись по домам за накрытые столы. Ходили в гости. Дарили небольшие подарки.
Женщины в храм могли зайти лишь в юбках, а не в штанах. Тогда я и увидел её не в доспехи, а в платье. На вид она была хрупкой, с аккуратными формами. Грудь, которая прям создана была для мужских ладоней. Небольшой зад. Мысли понеслись в каком-то диком направлении. Она же слушала жрецов и не обращала ни на кого внимания. Я же не мог отвести от неё взгляда, мысленно снимая с неё это платье. Под ним ведь не было этой хрупкости. Она была другой, а платье это скрывало.
Запели песнь. Она не подпевала. Лишь шевелила губами. Опять закашлялась. Приложила платок, пряча кашель в него. Потом всё же решила выйти из храма. Я пошёл следом за ней, поймав неодобрительный взгляд отца. Она откашлялась. Раскрыла зонт, который висел у неё на руке и который я не замечал всё это время. Не смотря по сторонам, Джули пошла в сторону гостиницы. Я нагнал её в два шага.
– Можно составить тебе компанию?
– Попробуй, – ответила она. – Чего? Дар речи потерял от моей красоты?
– Неожиданно.
– М, а должно быть ожидаемо? – насмешливо спросила она, посмотрев в мою сторону.
– Джули, почему ты решила за оружие взяться?
– А ты как думаешь?
– Пыталась выжить?
– Отчасти. В моей деревни было для женщин два выхода: или на спине ноги раздвигать, или из пистолета стрелять.
