– Что же, культурным людям самоцензура необходима.
– Риоль, самоцензкра необходима некультурным людям.
Культурным людям самоцензура свойственна…
– До того, как поверить в твоего отца, люди верили в очень многих Богов – кажется, это называлось язычеством.
– Они называли разными богами – различные проявления одного Бога.
Дальше шло элементарное развитие представлений.
– От деталей – к целому?
– Пожалуй. Знаешь, что является главным из того, что Отец дал людям?
– Что?
– Диалектика…
– Крайст, но ведь очень многие известные и просвещенные люди выступали против религии и предлагали жить без нее.
– Жить без религии – это не самый плохой способ жить без религии.
– А какой же способ самый плохой?
– Самый плохой способ жить без религии – это воевать за нее с пулеметом в руках…
Риоль еще о многом хотел спросить Крайста, но в это время их нагнала телега, запряженная сытой и, видимо оттого ленивобредущей, лошадью.
На телеге, поверх сенной покладки, на брезенте сидела пожилая женщина в белом платке и поношенном шушуне.
И лошадь, и женщина, казалось, дремали, и если бы Искариот, задравший шляпу на затылок и упиревший кулаки в бока, не крикнул бы: «Тпру-у!» – они бы так и проехали мимо.
– Подвези, бабка!
– Садитесь.
– Бабка, а где здесь трактир?
– Трактир? – удивленно переспросила женщина, – Да, как везде – возле церкви…
* * *
Вскоре, вдоль дороги стали появляться первые дома окраины небольшого городка.
Эти дома были либо каменные, либо деревянные, на каменном фундаменте. Окруженные высокими заборами с широкими дубовыми воротами – они напоминали маленькие, семейные крепости.
И каждый из них различался между соседними ровно на столько, на сколько, по-видимому, различались семьи, жившие в них.
То есть, были очень похожи друг на друга.
Следом, ближе к центру городка, дома пошли трех и четырехэтажные. Теперь уже сплошь каменные.
Телега выехала на не большую площадь, посреди которой стояла круглая афишная будка, вокруг которой прогуливался полный человек в темно-синем галифе с красными лампасами и белом сюртуке с металлическими пуговицами.
На одном боку у этого человека висела сабля, на другом – кобура с наганом.
Этот человек, безусловно, был местной властью, хотя он, очевидно, не знал – чем бы ему заняться.
С властью, не только местной, это случается не редко…
– Вот: кому – церковь, кому – трактир, – проговорила женщина, останавливая лошадь.
– А это, что за дом на площади? – спросил Искариот.
– Синематограф.
– Тогда, начнем с трактира, – Искариот, сделал вид, что не заметил осуждающего взгляда Крайста, – Синематограф – потом.
В полуподвальное помещение трактира, вниз, вела довольно широкая лестница, и Крайст, Риоль, Искариот и их спутницы спустились по ней без толчейных проблем.
Зал трактира оказался, на удивление большим, и, не смотря на полуподземное положение, довольно светлым.
Ближе к входу стояли обыкновенные струганные столы, а дальше, в той стороне, где у стены на некотором возвышении находилось пианино, столы были покрыты почти белыми скатертями.
За одним из столов собралась группа бородатых людей в длинных сюртуках, от карманов которых тянулись на грудь массивные золотые часовые цепочки.
Люди во весь голос что-то обсуждали, склонив головы, друг к другу, но из-за того, что говорили они, собрав головы в пучок – разобрать слов, было почти невозможно.
Еще дальше, за столом возле пианино сидели два офицера в эполетах и аксельбантах. Они держали свои длинные сабли между ног, обутых в начищенные до блеска сапоги. Компанию офицерам составляли две женщины в светлых платьях. Плечи женщин покрывали накидки, у одной – белая, горностаевая, у второй – темно-коричневая с рыжеватыми подпалинами, соболиная.
