Как хорошо в четверг помыться в бане,
Когда ничем ты к вечеру не занят,
Препятствия никто чинить не станет,
А дым из труб тебя помыться манит!
Когда труды все к вечеру иссякнут,
А банька топится и веничек запарен,
А ты попаришься и тело всё обмякнет,
И взгляд на жизнь пускай элементарен…
Ты из парилки выскочишь к сугробу,
И в белый снег с разбега с головою,
И, вдруг почувствовав голодную утробу,
Заваришь чай с душистою травою.
А чай попьёшь и снова жить охота,
Пропаренные кости отдыхают,
Напаришься в четверг после работы,
И пусть на два часа «мозги растают»…
Зимний дом. Трещат дрова в камине,
Над камином тихий стук часов,
В чашке синей чёрный кофе стынет,
Дверь закрыта крепко на засов.
Чёрный кот лохматый, с белой грудью,
У камина ковриком лежит.
Спит хозяин, кот его не будит,
Время потихонечку бежит.
Из колонок по углам камина
Моря шум и шелест голосов,
Над камином шпага под картиной —
Что ещё для зимних надо снов?
Беспокойный сон не долго длится,
Бой курантов время возвестил,
Вот уже хозяину не спится,
Он глоток из чашечки отпил.
Не смутил его холодный кофе,
Он, привстав, достал ещё коньяк,
Рядом тот стоял в хрустальном штофе,
Выпил рюмку и слегка размяк.
«Новый Год! По сути, что за праздник?
На год ближе к смерти – и всего…»
А январь как будто снова дразнит,
Время забирая у него…
Жизнь сложилась – или не сложилась,
Как ему о времени судить,
Как жилось ему и как служилось?
Только то, что было, не забыть!
Голос муэтдина на рассвете
На молитву будит кишлаки.
Утро снайпер вновь встречал в секрете,
В кишлаке кричали ишаки*.
На тропе у серого утёса
Показался первый моджахед,
На спине рюкзак тяжёлый нёс он,
Пятеро ещё ему во след,
Тоже с рюкзаками. Автоматы,
И гранаты в новеньких чехлах…
«Кто-то же несёт такие траты…» —
Думал снайпер, чтоб невольный страх
Подавить под «ложечкой», в коленях,
Меж лопаток липкий страх унять,
Усмирить его в набухших венах,
Всё понять и этот бой принять.
Первый был положен прямо в сердце,
На колени встал и рухнул ниц,
Пятого отправил следом «греться»,
Остальных уже не видел лиц.
Положил их всех. С тропы не скрыться,
Даже и ответить не смогли,
И аллаху нЕ дал помолиться,
Шестеро в ущелье полегли.
«Надо уходить. Что с рюкзаками?
Мало перевозчиков убрать…»
– Мысли не потоком, а рывками, —
«Как бы рюкзаки ещё собрать?»
Не успел. Спуститься к ним не дали,
Но и оставлять нельзя никак…
«Мать твою… Вот нЕ было печали,
Целый взвод ещё, ведь не пустяк…»
Целился не долго, на удачу,
И, промолвив: «Господи, прости»,
Дав поправку в ветер, на отдачу,
Медленно крючок потом спустил.
Он попал. И грянул взрыв гранаты,
Ждать не стал пока в него пальнут,
Обругал недобрым словом Штаты,
Снялся и бегом, как нЕ был тут.
Десять дней без права передышки,
Десять дней по скалам и камням,
Уж не помнит, как на наших вышел…
«В штаб бы мне!» – успел сказать парням.
Чуть в себя пришёл и всё, «приплыли»,
Год почти допросов, а потом,
Все заслуги прошлые забыли…
И один сидит теперь с котом.
