Что знают мои кости. Когда небо падает на тебя, сделай из него одеяло - страница 6
А потом нас выстроили в кружок и велели взяться за руки. Наша руководительница взяла гитару, и мы принялись, раскачиваясь, петь «Восход, закат» из «Скрипача на крыше». Слова этой песни были пронизаны ностальгией – дочь превращается в женщину, а ведь еще вчера она была девочкой.
Мы пели, а у матерей туманились глаза, они гладили девочек по головам, целовали их в макушку. Другие девочки кидались в объятия матерей. Моя не обнимала меня. Она стояла в стороне и громко рыдала. Она и дома постоянно рыдала – некрасиво, согнувшись пополам. Но никогда прежде она не позволяла себе такого на людях, и это меня встревожило.
Если ей так больно, оттого что я взрослею, я не должна этого делать. Тот момент определил мою жизнь на несколько лет вперед: я не говорила ей про свои месячные и просто набивала трусы туалетной бумагой, а запачканную одежду прятала на чердаке. Бинтовала грудь, носила мешковатые футболки и горбилась, чтобы не показывать увеличившуюся грудь – даже когда мама била меня по спине и твердила, что я похожа на Квазимодо из «Собора Парижской Богоматери». Я была готова сделать что угодно, лишь бы она была счастлива. Я хотела показать, что всегда буду ее девочкой. Только это было важно.
После песни мы обняли наших мам, они утерли слезы и прижали нас к груди. А потом мы пошли к нашим двухъярусным кроватям забрать вещи и отправились домой. Глаза мамы были красные от слез, но я надеялась, что она не слишком расстроилась. Мне хотелось, чтобы странные ритуалы каким‑то образом сблизили нас.
К сожалению, в машине мы обе молчали. Я хмурилась и кусала губы, пока мы не приехали домой и не разгрузили багажник. И вот тогда мама взорвалась:
– Утром за завтраком ты указала Линдси, что она неправильно держит нож. Помнишь? Ты велела ей резать ветчину по-другому. Прямо перед ее матерью! Почему ты это сделала?! – рявкнула мама. – Ты не имеешь права учить других людей! Ты просто засранка!
Ничего не понимая, я пробормотала:
– Не знаю… Она держала нож неправильно – так вообще ничего не отрежешь… Я подумала, что могу ей помочь…
– Помочь?! – перебила она. – Ха! Хороша же из тебя помощница! Я всю дорогу тебя стыдилась. Это было просто невыносимо. Ты не понимаешь, что во время игры все время старалась выделиться? Когда другие не понимали, что ты рисовала, ты начинала злиться. Рядом с тобой всем было неловко. Все смотрели на тебя. Мне хотелось умереть от стыда, глядя на тебя. Мне хотелось закричать: «Это не моя дочь!»
Мне показалось, что я резко села на верхней полке и ударилась головой о потолок. Это происходит сейчас? Правда? Именно после похода, направленного на сближение матери и дочери?
– Прости, мама, – пробормотала я. – Я просто не понимала…
– Конечно, ты не понимала! Потому что ты вообще не думала, верно? Ты всегда поступаешь, не думая, хотя я вечно твержу тебе: «Подумай!» Неудивительно, что все одноклассники тебя ненавидят!
– Прости, что я так повела себя… А нож… Я просто… просто хотела помочь. Ее мама вроде бы не расстроилась… Я не заметила этого, но…
– Ооооо! – Мама поджала губы и прищурилась. – Ты думаешь, что знаешь лучше меня? Как ты смеешь огрызаться?!
– Я лишь пытаюсь извиниться! Пожалуйста! Мне очень жаль… Я просто подумала… может быть, после этого похода… Я думала, что теперь все будет хорошо…
– Как все может быть хорошо, когда ты выставила меня в плохом свете?! – завизжала она.