Чтобы что-то вспомнить – надо это пройти - страница 94



Фонарь у нас погас. Отрыли окна с одной стороны, их мгновенно занесло снегом. Мы отрывали в другом месте, и так целый день. Ночью шли истории и анекдоты. Все, что кто знал, было выложено на алтарь поддержки. Некоторые ребята первые дни ругали начальство, бригадное и МТСовское, и обещали им всякие кары. На это Сашка однажды заметил, что надо сперва выжить, затем отсюда выбраться, а уж потом разбираться с кем-либо. Ведь они просто не знают, где мы и что с нами.

Обидно, конечно, – в нескольких километрах железная дорога, до МТС где-то 10–12 километров. Жизнь рядом, а не достанешь. Идти пешком в такую погоду нельзя – верная смерть, а трактора наши с пустыми баками, да и куда сейчас проедешь?

И ребята не сдавались. Мы перепели под гармонь все, что знали, по десятку раз. Старались, чем угодно, убить время, играли в карты, загадывали загадки, делали, что только могли, чтобы отвлечь себя от плохих мыслей. Особенно тяжело стало на восьмой день, когда топить нечем было. Не помогали борьба и физзарядка, никто не вылезал из-под одеял, да и одежонка у нас была скорее осенняя, чем для такой зимы.

Дело могло кончиться нервным срывом – если не у всех, так у некоторых. И тут опять Сашка выручил. На глазах изумленных ребят он начал раздеваться. Догола. Такой своеобразный мужской стриптиз. Обычно он ходил весь застегнутый в любую погоду, а тут разделся перед всеми. Когда в будке ледник, ты лежишь под кучей тряпок, а тут перед тобой стоит голый и улыбается, это действует.

Сашка начал принимать различные позы, поворачиваясь медленно кругом и показывая себя. А показывать было что. За годы отсидки в разных лагерях ему покрыли татуировками все тело, кроме лица. Все, что у него торчало, тоже было покрыто довольно высококвалифицированными рисунками со смыслом, в каждом его месте и в движении. На конце того, что бывает только у мужчин, красовалась жирная зеленая муха, поверх которой овалом было написано «цэ-цэ». Это было так неожиданно, что ребята начали вскакивать с полок, подходить к Сашке поближе, чтобы рассмотреть его прелести в деталях. Творилось что-то непонятное, хохот, крики, объятия, толчки, а он стоял почти синий, маленький такой колобок, и улыбался.

В это время в будку ввалились наш бригадир и механик МТС по нашей зоне. «Ты, дывысь, – заорал бригадир, набрасывая тулуп на Сашку, – мы тут мешки прывэзлы шоб кости собырать, а вОНЫ тута ****ством занимаються!»

Потом занесли два термоса с пищей и чаем, ящик водки. Когда мы вышли наверх, буран поутих, кругом горы снега, а рядом работал тяжелый трактор С-80. Он нам привез и жизнь, и цистерну с горючим.

Мы рассказали бригадиру, что не закончили отрезок одного поля. «Та якэ там полэ, якэ снигозадержание, – загремел бригадир, – тут стильки снигу накыдало, що до мая мисяця нэ стае. Поидым до сэла. Слава Богу, слава Богу, шо так обийшлось. Спасыби, хлопци, а то я думав, шо всэ. Та ще якый мудак дав команду от вас цыстэрну забрать. Правда, я йи сам утянув з другого колхоза, ну всэ-таки… Ну, вжэ ныважно. Важно, шо вы е!».

Всякое бывало при самой обычной работе. И горели, и тонули, и переворачивались. И в большинстве случаев здорово работали.

Я буду помнить всегда тех ребят, с кем довелось работать и делить что-то, как правило, трудное. Но само дело того стоило. Мы не знали, что делали политики, мы знали свою работу и выполняли ее.