Мареев шёл по прогулочной дорожке вдоль моря, в сторону порта Лимассол, и думал о перипетиях своей жизни. Убежал из Москвы на Кипр, так и здесь тревожные мысли не покидают его. Конец апреля. Спокойное море. Зелёные горы. Доброжелательные улыбающиеся киприоты. Выбрался на широкую набережную. Красота! Полно гуляющих людей. Палатки с напитками. Горы апельсинов, которые поставил уж точно не шипчандлер Антонов. На открытых жаровнях початки молодой кукурузы. Откуда в апреле молодая кукуруза? Какая разница! Киприоты живут в мире разливанной красоты.
Он спустился к кромке воды и стал бросать куски лепёшки вездесущим чайкам. Красивые птицы, когда кружат над морем, а сейчас, в борьбе за пищу – ничего красивого. Противно визжат, пикируя на брошенный в воду хлеб, стараясь победить в извечной борьбе за выживание в этом мире, полном контрастов. Нет пищи – нет жизни! Вот так и некоторые артисты – вольные птицы, когда поют романсы о любви и их сердца наполняются радостью или печалью. Но как только дело касается дележа гонораров, тут уж, извините, каждый за себя, как эти чайки: суды-пересуды, скандалы, а то и похлеще истории бывают с драматичными финалами.
Подошёл старик в длинном, почти до земли пальто и застыл в печальной позе, не отрывая взгляда от какой-то точки за горизонтом. «Моряк, наверное», – подумал Мареев и вспомнил строчки своего же стихотворения:
Стоят на рейде корабли,
Как будто птицы прилетели.
За горизонт на край земли
Усталой стайкой птицы сели.
– Извините, – не выдержал Мареев, – не знаете, что за белый корабль стоит на рейде? Красавец!
– «Эвтерпа»! Пассажирский лайнер!
– Какое красивое название! Женское имя?
– Муза лирической поэзии и музыки, дочь Зевса. Завтра вечером он отправляется в Грецию.
Поговорив ещё немного и узнав от старого моряка в отставке всё, что его интересовало, Мареев кинулся добывать билет на «Эвтерпу». Следующим вечером, счастливый и какой-то умиротворённый, он отправился на две недели в Грецию.
* * *
Я встретил Мареева в Лимассоле после его возвращения из Салоник. Он с восторгом рассказывал мне о своих впечатлениях от посещения древних монастырей Греции, а встреча с монахами Афона стала для него откровением. Поразило христианское смирение афонских старцев, постоянно пребывающих в молитвах. Казалось, что на них снизошло что-то неведомое обычным мирянам, и Марееву словно приоткрылась эта тайна, и он как будто светился изнутри.
– Знаешь, Александр, тот сон перевернул всю мою жизнь. Это, наверно, было предупреждение, что я жил не так и занимался не тем, встречался не с теми людьми.
– Чем же твоя жизнь была плохой раньше, Всеволод Иванович? Ведь у тебя столько хороших стихов написано. Да и мюзикл собираетесь с Катей Иволгой ставить.
– Что ты, что ты! С поэзией я буду дружить, а вот чёрный корабль попсы намерен оставить навсегда. Не моё это! Слава Богу, что во сне я свалился с него в воду. Но не сразу удалось отцепиться. Потом был ещё один странный корабль, «Мельпомена», там никто не слышал меня и не понимал. Мир глухих и безразличных, что ли?
– А дальше как? С мюзиклом как будет? – не утерпел я, чтобы не полюбопытствовать.
Ответ Мареева меня озадачил:
– Опять тот же самый сон приснился мне здесь, на Кипре. Прилепился и никак не отлепится. Я к Жоре Жиличу поеду! В Новороссийск.
Чудеса, да и только! В тот день, когда в Амстердаме празднуют День Апельсина, или, как его ещё там называют, День Королевы, Марееву снится сон, в котором он падает с чёрного корабля в море на рейде Лимассола! Потом на Кипре он бросается вдогонку за лайнером «Эвтерпа», видимо, за музой поэзии. Как эти два события между собой связаны? Как?
