– Зато я видел, – оскалившись, зашипел Пушок. – И смею вас заверить – это она самая и есть. В суп эту цыпу, и дело с концом!
– Сам туда ныряй, кошачье отродье, – не осталась в долгу гостья.
– Ну зачем же сразу в суп? – поморщилась Тайка.
– Эй, да она же нам дом сейчас спалит! – Никифор, ахнув, схватил графин и выплеснул воду прямо на голову жар-птицы.
Взгляд цыпы из недовольного стал ненавидящим.
– Невежды! – она щёлкнула клювом. – Мне ещё и двух дюжин лет не стукнуло. До настоящего огня расти и расти.
Тем временем Пушок подкрался и попытался ухватить мокрую жар-птицу за хвост, но, получив клювом прямо в нос, заорал:
– Тая, смотри, она дерётся!
– Но ты же первый начал, – пожала плечами Тайка.
– Я тебя защищал! Кто знает, что у этой злодейки на уме.
Дикие коловерши дружно зашипели, поддерживая товарища. Жар-птица ответила угрожающим клёкотом, и Тайке пришлось постучать по столу и прикрикнуть:
– Так, а теперь все замолчали! Сперва всё выясним, а потом будем решать, что делать.
Коловерши вмиг притихли и плотненько скучковались на диване, словно в гнезде. Ночка юркнула под плед, а Пушок утащил туда же вазочку с пряниками. Никифор, смущённо кашлянув, вернул графин на стол, а цыпа, встряхнувшись, пробормотала:
– Вот, сразу бы так. А то ишь, припадочные!
После недолгих расспросов Тайке удалось выяснить, что их гость – не «цыпа». В смысле, не курочка, а вовсе даже петушок, и зовут его Ярк. И да, это именно он разодрал шпорами Дымку всю морду, когда отбивался от нападения коловершей.
По человеческим меркам Ярк был ещё подростком и, как это нередко бывает с подростками, сбежал из дома ещё летом, крепко поссорившись с родителями. Потом, одумавшись, хотел вернуться, но оказалось, что дупла закрыты.
– И как же ты зиму зимовал? – ахнула Тайка. – Тяжко, небось, пришлось?
– Да не особо, – Ярк отмахнулся куцым крылом. – Залез в курятник, делов-то! Меня там за своего приняли. Вот только голодно было. Эй, а что это у тебя там стоит на тарелочке и так вкусно пахнет?..
– Хочешь? – Тайка придвинула ненавистную редьку поближе к гостю, особо не надеясь, что тот захочет попробовать, но Ярк обрадовался и набросился на угощение так, будто и в самом деле всю зиму голодал.
Никифор неодобрительно крякнул, но Тайка сделала вид, что ничего не услышала. В этот момент Пушок высунулся из-под одеяла (вся его морда была в пряничных крошках):
– Конечно, он хочет. Или ты не слышала: жар-птицы от мёда волю теряют. Даже если горькую полынь им вымазать, и ту сожрут, не моргнув. У-у-у, проглоты!
– Кто бы говорил, – Тайка погрозила ему пальцем.
Она дождалась, пока гость доест всё до последней крошки, и виновато развела руками:
– Знаешь, Ярк, тебе вообще не нужно было зимовать в Дивнозёрье…
– Как так? – петушок недоверчиво прищурился.
– А так, что вязовые дупла ещё осенью снова открылись. Ты не додумался проверить?
– Да врёшь! – Ярк выглядел растерянным.
– Зачем бы мне? – Тайка надула губы. – Лети и сам проверь.
– Легко сказать: лети! Эти коты несносные мне все перья повыдергали!
– Тая, ты что, его вот просто так возьмёшь и отпустишь? Ребята его зря ловили, что ли? – Пушок от возмущения даже выронил из когтей последний пряник. Тот шмякнулся на пол, и Ярк тут же пригрёб его к себе и принялся клевать, несмотря на возмущённое шипение коловерши. – Эй! Ну что за наглость!
– Не жадничай, – осадила его Тайка. – Сколько ты пряников уже слопал за это утро?
