Читать онлайн Алиса Бодлер, Валерия Шаталова - Чудеса под снегом. Рассказы о любви и волшебстве в большом городе



© Бодлер А., текст, 2024, © Рихтер А., тест, 2024, © Кот Ю., текст, 2024

© Сешт А., текст, 2024, © Рыльский Г.В.; Рыльская Т.П., текст, 2024

© Шаталова В., текст, 2024, © Урбанская Д., текст, 2024

© Каретникова Е., текст, 2024, © Фим Ю., текст, 2024

© Волкова С., текст, 2024, © Дубинина М.А., текст, 2024

© Наумова С., текст, 2024, © Воджик Х., текст, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Самая холодная ночь за сто лет. А. Рихтер

1

Winter kommt! Winter kommt!

Flocken fallen nieder[1].

Самолет взлетел, и уши, как обычно, заложило. Анна смотрела в иллюминаштор: земля, нарезанная полосками, быстро исчезала за плотными облаками. Наконец-то она сможет вздохнуть спокойно. Ну, или почти. Почувствовать себя в безопасности у нее получится лишь тогда, когда ее ноги вновь коснутся земли. Самолет качнуло, и она вздрогнула. Неужели турбулентность?.. Уже?

В кресле рядом с ней сидел показавшийся ей немного странным мужчина в годах. На нем был твидовый костюм винного цвета и совсем не подходящий, даже несколько вульгарный галстук желтый, с мелкими коричневыми оленями. «Настоящее преступление перед модой», – подумала Анна. Впрочем, чужой стиль или его отсутствие не должны были ее волновать.

– Могу я предложить вам воды? Или, может быть, сока? – спросила стюардесса в черном строгом костюме с оранжевым платочком на шее.

С оранжевым?.. Разве они всегда были такого цвета? Или дело в том, что Анна давно не летала этой авиакомпанией?

– Прошу прощения… – снова обратилась к ней стюардесса.

Анна, будто очнувшись, пробормотала:

– Воду, пожалуйста. И как можно холоднее.

Стюардесса отошла, и мужчина, подмигнув, обратился к Анне с вопросом:

– Не боитесь замерзнуть? Говорят, новогодняя ночь в Бонне будет самой холодной за последние сто лет. Я бы не рискнул пить что-то ниже 45 градусов.

Если Анна что и ненавидела больше, чем летать на самолетах, так это внезапно заговаривавших с ней незнакомцев.

– Я рискну, – коротко ответила она, всем своим видом показывая, что не намерена продолжать разговор.

– Ого! Смотрю, вы настроены решительно, – заметил мужчина и, отстегнув ремень безопасности, повернулся к ней.

Анна подняла взгляд – широкое лицо незнакомца было в крупных морщинах, мелких пигментных пятнах и веснушках. Нос картошкой, а глаза… В глазах светилась доброта. Его улыбка была по-детски беззаботной. Анна почувствовала неловкость за свой резкий ответ.

– Вы в Бонн по работе? Или родных решили навестить? – продолжил сосед, явно настроившись поболтать.

И Анна тут же вновь рассердилась. «Вам-то что за дело», – хотела огрызнуться она, но сдержалась и лишь сухо сказала:

– У меня в Бонне дела.

Ну, теперь-то он уж должен понять, что светской беседы не выйдет. Однако добродушный господин намека не понял. Или сделал вид, что не понял.

– Канун Нового года – идеальное время для небольшого путешествия, не правда ли? Я вот не очень люблю покидать родной дом, но раз в году…

Его слова журчали бесконечным потоком. Время от времени слух Анны выхватывал из него отдельные слова: «снег», «елка», «игрушки»…

Самолет опять качнуло, и Анна вздрогнула.

– …столько счастья, столько улыбок! – продолжал мужчина, словно не замечая полного отсутствия реакции с ее стороны. – А как-то я отвлекся, и едва не перевернулся вместе со всеми подарками. Чуть все кости не переломал, представляете?

Анна зачем-то кивнула.

– Ну и ну. А вот я никогда ничего себе не ломала.

Хотя это было неправдой. Еще в школе, несколько раз, играя в волейбол и неудачно отбив мяч, она ломала пальцы рук. Но она надеялась, что надоедливый сосед хотя бы с третьего раза поймет, что у нее нет ни малейшего желания поддерживать беседу.

– Извините, – подняла Анна руку, увидев проходившую мимо стюардессу. – Я просила воды.

– Да-да, сейчас, – улыбнулась та и поправила платок на шее. – Может быть, хотите вегетарианский сэндвич с рукколой и солеными огурцами?

– Просто принесите воды.

Анна потерла переносицу. Сколько еще до конца полета? Пятнадцать минут? Полчаса?

– О, я ведь не представился! – Мужчина вдруг протянул ей руку. – Я Отто. Отто Майер.

– Очень приятно, герр Отто… – она слабо пожала его руку. – Меня зовут Анна.

– А я вас узнал! – весело заметил он. – Сначала думал, что обознался, но теперь пригляделся и понял – это же вы!

Оттянув галстук, будто тот начал его душить, он негромко пропел:

– «Вид твой распугал всех ко-о-оз, ах, проклятый варикоз… Покупай скорей наш гель – будет…»

– Да-да, – Анна сердито посмотрела на него, мечтая, чтобы он замолчал. – Это я. Девушка из рекламы геля от варикоза. Прошу вас, тише!

Отто поднял руки в примирительном жесте:

– Понимаю! Фанаты…

Анне стоило больших усилий не закатить глаза.

– Спасибо за понимание, – проговорила она.

Стюардесса наконец принесла воды, Анна сделала несколько больших глотков и отвернулась к иллюминатору. Лучше весь полет трястись от ужаса, чем слушать давно осточертевший ей рекламный джингл в исполнении соседа.

Средство против варикоза… Анна ненавидела его даже больше, чем перелеты и случайные разговоры.

Одно необдуманное решение, и вот уже все вокруг при виде тебя начинают напевать эти проклятые строчки. Она вздохнула. Ей было двадцать лет, и она мечтала работать на телевидении. Кто знал, что все так обернется? Ролик с ее участием вошел в топ-10 самых надоедливых реклам года по версии местной газеты, а в интернете можно найти больше ста пародий. Ее останавливали на улице, с ней фотографировались, даже фотожабы делали! Вот только никто не знал, насколько все это отравляло ее жизнь. Никто не знал, что ей приходилось выслушивать от телепродюсеров и кастинг-директоров… Никто не знал, что она чувствовала, когда вместо серьезной работы ей предлагали сниматься в рекламе сомнительных товаров или приглашали на третьеразрядное шоу талантов…

– Грязный пиар – тоже пиар, – сказал ей как-то Франц, друг детства.

Раньше они были неразлучны, но последние семь лет лишь изредка созванивались. – Они еще пожалеют, что не давали тебе нормальную работу. Но однажды ты станешь самой популярной ведущей Das Erste[2] и твой телефон будет разрываться от звонков!

Анна не спорила – он ведь так старался ее подбодрить. Но все понимали, что ее карьера безнадежно испорчена. Анна из кожи вон лезла, чтобы смыть с себя это пятно варикозного позора. Но ей уже двадцать семь, и последние пять лет она продает двери. Ах, простите, – не просто двери, а «двери высшего качества по приятным ценам». Дуб, орех, экзотические породы. Доставка, установка, гарантия.

– Боитесь летать? – голос Отто раздался над ее ухом, словно протрубили в горн.

– Что? Почему вы так решили?.. – рассеянно спросила Анна.

– Вы так стиснули этот бедный стаканчик… У вас что, с ним личные счеты?

Это была просто дурацкая болтовня. Но Анну она почему-то развеселила.

– Да. Он из пластика, а я этого не одобряю.

Отто посмотрел на нее так, что ей стало не по себе. Ей вдруг показалось, что она испортила ему настроение. А еще – что ему все о ней известно: о неудачах на работе; о помолвке, расторгнутой за две недели до свадьбы; даже о «сникерсе», который она надкусила в зале ожидания и бросила в сумку, и теперь подкладка вся в шоколаде и липкой карамели…

– Какие у вас планы на Новый Год? – спросил Отто с прежним добродушием, и наваждение рассеялось.

– Планы?.. – вздохнула Анна.

Не было у нее никаких планов. Только глупая идея, пробудившая ностальгию и заставившая отправиться в путь.

Когда она сказала маме, что хочет съездить в старый дом бабушки Милдред, та несколько минут молчала. Анна даже подумала, что их разъединили.

– Детка… – начала мама, – может лучше приедешь к нам? Я куплю в лавке у Ганса твои любимые берлинеры[3], посмотрим «Ужин на одного»[4]. Мы давно не собирались вместе.

– Нет, мам, не хочу, чтобы вы меняли планы из-за меня. Я же знаю, вы уже договорились встретиться с друзьями.

– Ну и что? На Рождество ты не смогла приехать из-за работы, так может, хоть на Новый год? Мы все отменим!

– Даже не думай! – строго проговорила Анна. – Я заеду в бабушкин дом, а потом сразу в отель. Встречу Новый год и полечу обратно.

– Ты уверена? – в мамином голосе еще звучали сомнения. – Точно не хочешь к нам? А что Маттэо об этом думает?

Анна ответила только на первый вопрос.

– Точно, мам.

– Давай я хоть Францу позвоню, думаю, он с радостью составит тебе компанию. Вы же так любили этот дом. Как вспомню…

– Ни в коем случае! – перебила ее Анна. – У него полно дел. В последний раз, когда мы с ним говорили, он жаловался, что даже позавтракать не всегда успевает, а ты хочешь, чтобы он тащился на другой конец страны!

– Берлин не так уж и далеко, – вздохнула мама. – Но как скажешь. Если вдруг передумаешь, напиши. Люблю тебя.

– И я тебя, – сказала Анна и убрала телефон в карман.

* * *

– Анна? – Отто вопросительно смотрел на нее. – Вам не хочется об этом говорить? Я лезу не в свое дело?

Она хотела ответить что-нибудь уклончивое, но слова застряли в горле. Отто вдруг потянулся к ней, накрыл большой горячей ладонью ее замерзшую руку и по-отечески улыбнулся. Все ее чувства вдруг обострились… Перед глазами возник камин с тлеющими в нем углями, она чувствовала запах еловых веток, ощущала на губах вкус лимонада, который им с Францем разрешали пить только по праздникам. Она удивленно уставилась на соседа и как только открыла рот, слова полились сами.

– Когда я была маленькой, мы часто встречали Новый Год у моей бабушки. Гостей было столько, что я даже сосчитать их не могла. Кажется, взрослые соревновались, сколько друзей поместится в доме. Это было самое лучшее время в моей жизни.

– Почему? – спросил Отто, не убирая руки.

– Мне никогда не бывало там скучно. Я играла или помогала дедушке Бернару готовить имбирное печенье. Мне так нравилось наряжать елку!.. И там… Понимаете, там я никогда не чувствовала себя одиноко, – улыбнулась она. – Мы веселились, гадали на расплавленном олове, а как-то Франц привез мне леденцы Berlingot, которые тетушка Уна купила для него в Париже. Мы поспорили, кто сгрызет больше конфет. У меня откололся кусочек переднего зуба, а Францу стало плохо, и теперь у него аллергия на сладкое…

– Вам, наверное, здóрово досталось… – заметил Отто.

– Нет, бабушка кого угодно могла успокоить, – Из ее глаз вдруг полились слезы, но она этого не заметила. – Даже мою маму, которая любую мелочь может раздуть до масштабов вселенской катастрофы.

Он замолчала, слова комом встали в горле.

– Ее больше нет, да? Вашей бабушки? Вы летите не к ней?

Анна закрыла глаза.

– Да, – с трудом проговорила она. – Бабушка умерла десять лет назад, когда мне только исполнилось семнадцать. Ее долгое время мучил кашель, но она все откладывала поход к врачу. А потом уже было слишком поздно…

Она прерывисто вздохнула.

– Дом так и не продали. У мамы хватило сил только на то, чтобы сложить вещи в коробки. Раз в год, конечно, папа заводит разговор о том, что земля стоит дорого, и мы могли бы неплохо заработать, если бы наконец разобрались с документами. Но мама не хочет продавать этот дом. Думаете, это глупо?

– Не возьмусь судить о поступках вашей матери, – сказал Отто, а затем добавил: – Но почему бы вам самой не поселиться в этом доме? Судя по всему, вы его любили.

Анна помрачнела и отстранилась. Странные ощущения покинули ее. Она похолодела: с чего это она вдруг так разболталась с незнакомцем?