– Егор?! Как же так?! Я же вчера с ней разговаривал! Я обещал маме, что всё будет хорошо! Что ты нашёл деньги на первый этап лечения, и она обязательно поправится!
Ефим непонимающим взглядом смотрел на старшего брата, на его глазах проступили слёзы, а Егор всё отчётливее осознавал надвигающуюся страшную неизбежность.
– Фим, брат, прости! – выкрикнул наконец Егор, обняв и прижав к себе брата. – Фим, это я, понимаешь, я виноват! Я долго тянул с операцией! Если бы… – Егор не смог договорить, потому что Ефим начал кричать: «Нет! Нет!», после чего разрыдался на плече у старшего брата.
Они так и стояли, обнявшись и плача, и казалось, в этот миг сама природа, сопереживая их утрате и горю, разразилась за окном таким неожиданным и мощным московским ливнем.
* * *
– Это что ещё за трогательные обнимашки в моём отделении?! – раздался красивый женский голос, не лишённый строгости и власти, и Егор, повернувший голову в сторону открытой двери, увидел в коридоре рядом с палатой, безусловно, яркую женщину средних лет в белом халате. Она не просто была хороша собою, она словно являлась живым олицетворением всего положительного и «живого», чего всегда хватало с избытком в «человеческой» медицине.
Женщина уверенно шагнула в палату и, быстро оценив ситуацию, спросила:
– Ваши удостоверения личности?
Она держала в руках небольшое устройство, «планшет», который стремительно предоставил ей затребованную информацию.
– Так, понятно! Егор Евгеньевич! Ефим Евгеньевич! Братья, что ли?! – она с интересом продолжала разглядывать парней.
– Да! Я Егор, а это Ефим! – Егор вытер слёзы и, сделав над собой усилие, ответил. Ефим же, в отличие от старшего брата, отвернул своё лицо в другую сторону от вошедшей женщины.
– У вас что, семейная традиция такая: всем мужчинам давать имена с одной заглавной буквой?! – неожиданно спокойно поинтересовалась она, поглядывая в свой «планшет».
– Что-то вроде этого! – лишь смог произнести Егор, который не понимал смысла её вопросов. Он хотел было начать неприятный разговор, но женщина опередила его.
– Понятно! – сказала она так, что по её лицу невозможно было определить ни её настроения, ни смысла задаваемых ею вопросов. – Да! Я же забыла представиться, меня зовут Мария Павловна! Я – заведующая отделением интенсивной терапии, – добавила она. – И мне не совсем понятно, почему без моего разрешения в моём отделении проводится влажная уборка?! – продолжила она спокойным и одновременно стальным голосом, но совершенно беззлобно.
– Понимаете, Мария Павловна, наша мама лежала в этой палате, здесь! Мы с братом пришли её навестить, но увидели только это! – Егор указал на «сиротливо» пустующий каркас кровати, не находя в себе сил продолжить объяснение.
– Это я как раз понимаю! – ответила ему Мария Павловна всё тем же «стальным» голосом. – Я вот другого понять не могу: почему вы до сих пор маму свою не навестили?! – сказав это, она спокойно продолжала смотреть на изумлённых братьев. – Я говорю, вы маму свою пойдёте навещать или будете ждать, пока эти красивые цветы завянут?! Мама ваша переведена в другое отделение для выздоравливающих.
– Я не совсем понимаю, а как же этот знак?! – произнёс Егор с уже прояснившимся лицом, указывая на сваленную в кучу постель на полу.
– Что тут может быть не понятно?! – Мария Павловна тоже оглядела «кучу». – Повторное использование постели, на которой находился наш пациент, не предусмотрено, и она подлежит термическому уничтожению! – сказала мягко женщина, пожав плечами, после чего вновь посмотрела в свой «планшет» и уже опять стальным голосом добавила: – Всё, соколы ясные, быстро освобождаем палату, мне срочно нового «тяжёлого» пациента нужно заселять!
