Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями - страница 6

Он посмотрел вниз. Под деревом по-прежнему сидел лис Смирре, задрав острую морду, и ехидно ухмыльнулся.

– Эй, ты! – крикнул ему Смирре. – Видно, твои друзья не очень-то о тебе беспокоятся. Слезай-ка ты лучше вниз! У меня для дорогого дружка хорошее местечко приготовлено, тёпленькое, уютное! – и он погладил себя лапой по брюху.

И вдруг где-то совсем близко захлопали крылья. Среди густых веток медленно и осторожно, боясь поломать широкие крылья, летел серый гусь. Как будто не видя опасности, он летел прямо на Смирре.

Смирре замер. Он весь съёжился и приготовился к прыжку. Гусь летел так низко, что, казалось, крылья его вот-вот заденут землю.

Точно отпущенная пружина, Смирре подскочил кверху. Он чуть было не схватил гуся за крыло. Но гусь увернулся из-под самого его носа и бесшумно, как тень, пронёсся к озеру.

Не успел Смирре опомниться, а из чащи леса уже вылетел второй гусь. Он летел так же низко и так же медленно.

Смирре изловчился и прямо взвился вверх. Уж теперь-то глупая птица не уйдёт от него!.. Но удар пришёлся по воздуху, и гусь как ни в чём не бывало скрылся за деревьями.

Через минуту показался третий гусь. Он летел вкривь и вкось, как будто у него было перебито крыло.

Чтобы не промахнуться снова, Смирре подпустил его совсем близко – вот сейчас гусь налетит на него и заденет крыльями.

Прыжок – и Смирре уже коснулся гуся. Но тот шарахнулся в сторону, и острые когти лиса только проскрипели по гладким серым перьям.

Потом из чащи вылетел четвёртый гусь, пятый, шестой… Смирре метался от одного к другому. Глаза у него покраснели, язык свесился набок, рыжая шерсть сбилась клочьями. От злости и голода он ничего уже не видел, он бросался на солнечные пятна, на свою собственную тень и впопыхах погнался даже за бабочкой.

Тем временем белый гусь Мартин подлетел к Нильсу и, бережно сняв его с ветки, понёс к озеру.

Там, на большой льдине, уже собралась вся стая.

Увидев Нильса, дикие гуси радостно загоготали и захлопали крыльями. А старая Акка Кнебекайзе выступила вперёд и сказала:

– Ты первый человек, от которого мы видели добро, и стая позволяет тебе остаться с нами.

Пять дней летел уже Нильс с дикими гусями. В общем, птичья жизнь была ему по душе: уроков учить не надо, гусей пасти не надо, хворост таскать не надо. Летишь себе и летишь! Синему небу конца-края нет, воздух лёгкий, прохладный, будто в чистой воде в нём купаешься. А земля внизу вся как на ладони. Только и дела – гляди по сторонам. Всё само так и бежит тебе навстречу – и горы, и реки, и города, и деревни.

Надоест смотреть вниз, можно смотреть вверх. Это тоже интересно. Облака точно взапуски гонятся за стаей: то догонят её, то отстанут, а то вдруг собьются в кучу и снова разбегутся, как барашки по полю.

Не заметишь, как и день пройдёт.

А настанет ночь, Нильсу и тут мало забот: всегда готова для него тёплая пуховая постель под крылом у Мартина.

Только вот беда – есть нечего. Дикие гуси вылавливали для Нильса самые лучшие водоросли и самых больших головастиков, но Нильс никак не решался отведать такое угощение.

По ночам ему снилось, что он один съедает полный чугунок горячей рассыпчатой картошки, потом целую миску киселя и запивает всё тёплым парным молоком.

Да всё это только во сне! А чуть проснёшься, опять есть хочется.

Случалось, что ему везло, и в лесу, под сухими листьями, он находил прошлогодние орешки. Правда, сам он не мог их разбить. Он нёс их Мартину, закладывал ему в клюв, и Мартин раскалывал твёрдую скорлупу лучше всяких щипцов. Дома Нильс почти так же колол грецкие орехи. Только закладывал он их не в гусиный клюв, а в дверную щель.