И опять Владимира пробрало на смех, едва сдержался.
– Звать-то тебя как? – спохватился он. – Ты с чьей дачи?
– Любомира Яковлева, – гордо ответила малышка. – Соседи мы ваши. Я тебя в саду видела.
– Любаша, значит. А лет тебе сколько?
Владимир припоминал, что с соседями матушка знакомилась, и даже на чай кого-то приглашала.
– Шесть.
Для верности Любаша показала растопыренную пятерню и один палец другой руки.
И немудрено, что он ее не помнил. В двенадцать лет на малышей, пусть даже соседских, внимания не обращают.
– Пойдем, я тебя домой провожу, – предложил Владимир.
– Ты не представился. – Любаша выпятила нижнюю губу.
И он не выдержал, расхохотался. А после сказал, что зовут его Волькой.
– Все равно не пойду. – Любаша насупилась. – Меня накажут. Высекут.
– Скажем, что это я тебя в воду столкнул, – предложил Владимир. – Случайно.
Гениальная по своей наивности идея.
– Тогда тебя высекут, – резонно заметила Любаша.
– Нет. Я маме скажу правду.
Владимир был уверен, что матушка поймет и простит эту ложь во спасение. Так оно и получилось бы!
Если бы нянька Любаши не попыталась обвинить малышку в непослушании. Владимир вспылил и выдал при старшем Яковлеве все, что думает о «женихающихся в кустах» девицах.
Если бы Яковлев после не явился на их дачу, с жалобой на неподобающее поведение Владимира. И он опять вспылил, потому что сие было несправедливо.
Если бы в тот день батюшке не вздумалось навестить… вторую семью. В то время Владимир относился к отцу без должного понимания. Дерзил, не слушался.
И в итоге Владимира выпороли.
Он не жалел, что помог Любаше – ни тогда, ни сейчас.
Она пришла к ним в сад на следующий день. Оказалось, между дачами есть калитка, запирающаяся на простой крючок. И принесла пряник – печатный, надкусанный.
– Это я случайно, пока несла, – вздохнула Любаша. – Ты ешь, он вкусный.
Владимир пряник принял, но разломил, отдал ей большую часть.
Отчего-то помнил он это так ясно, будто случилось все не двадцать пять лет назад, а вчера. Все помнил: и жар летнего солнца, и запах трав в лесу, и теплую ладошку в своей руке, и соль от пролитых слез. И пряник этот – сладкий, с повидлом яблочным, с глазурью.
Можно ли сказать, что с тех пор они стали друзьями? Навряд ли. Какая дружба между двенадцатилетним мальчишкой и шестилетней девочкой? Между ними пропасть. Да и виделись они редко. Яковлевы – древний боярский род. А Владимир – бастард. И отец Любаши его недолюбливал.
Дружба, а после и влюбленность – это все после, не сразу…
Любаша. Любомира. Мира.
Владимир словно пробовал на вкус имена, и понимал, что звучат они одинаково. За ними все та же рыжеволосая девчонка с зелеными, словно изумруды, глазами. Для него Мира не изменилась.
Уехать, что ли? Вот взять – и…
И это будет побег. Все одно, Мира больше не придет. Обиделась.
А чего она ожидала? Того, что Владимир обрадуется? Раскроет объятия? Скажет, что ждал ее пятнадцать лет?
Зазвонил будильник. Владимир швырнул его в открытое окно, благо оно выходило во двор. Но это не принесло облегчения.
