Чудная баба - страница 29
Петя и Лена вопят, расшвыривают стулья и бегут из класса.
(им вслед) Школьники и школьницы. Мальчики и девочки. Молодость и юность. Надежда и будущее. Голубь и ветка. Голубка и лавр! Вам, дети, жить и развиваться, а нам, взрослым, потихонечку стареть и сдаваться (смахивает слезу). (Добрая уютная женщина)
Электрик плюёт и уходит.
Картина 4
Двор Дома Полярников. На стене Дома Полярников тускло блестят мемориальные доски полярных лётчиков. Идёт снег.
ЗИНОВИЙ, ПЕТЯ. Позже ЛЕНА. Позже ТАДЖИК.
Зиновий ковыряет гвоздём профиль лётчика на мемориальной доске.
(здесь что-то тревожное, как больное сердце. но и металл – всё же доску ковыряют)
ЗИНОВИЙ. Паоло, холера.
ПЕТЯ. Папа, ветер.
ЗИНОВИЙ. Лётчик-полярник, почёт ему, а он сволочь и пьяница, это все знают (царапает).
(нотка короткого плача. как бездомный пёс) Зинку зависть убивает, великая и грандиозная. Он готов переделать мир, но не знает как.
ПЕТЯ. Папа, прохожие смотрят. (Петя ещё ребёнок. он папу любит, но чувствует, что-то там не так.)
ЗИНОВИЙ. Взятку дал в департаменте. За это его морду на стену прибили. Увековечился, хам. Холера-Паоло.
ПЕТЯ. Папа, прохожие останавливаются, перешёптываются. Могут милицию позвать, мы царапаем мемориальные доски.
ЗИНОВИЙ. Сынка, хочешь стать лётчиком?
ПЕТЯ. Нет.
ЗИНОВИЙ. Совсем не любишь мечтать.
ПЕТЯ. Мне холодно, папа.
ЗИНОВИЙ. Ты прижмись ко мне, сына. От ветра прижмись, от недобрых взглядов косых. Знай, сына, верь отцу, дитёнок, полярных лётчиков не бывает.
ПЕТЯ. Папа, ты меня жмёшь!
ЗИНОВИЙ. Прям щекотно внутри, как я тебя люблю, сынка моя! Так бы вот прям сдавил бы, чтоб хрустнуло! Чтоб какашечки все из тебя выпали, детюнечка сладкая! А вдруг бы ты не родился совсем? Петюня, все есть на свете, а тебя нет. Аж в глазах чернеет. И воет что-то по бокам… Как это – сына моя не родился?! А чё тогда делать? На хрена тогда всё – и мы с Риммой – мамой, и Родина наша, и вся наша беспросветно тяжёлая риелтерская работа?
ПЕТЯ. Папа, ты намного лучше полярных лётчиков!
На них падает квадрат света из окна Паоло. – здесь торжество музыки, как в «Лебедином озере».
Зиновий и Петя, прижавшись друг к другу, смотрят вверх – на окно Паоло.
ЗИНОВИЙ. Не спит, Паоло – холера. Как думаешь, сын, что он сейчас делает?
ПЕТЯ. Гордится собой. Он гордый, папа. Полярные лётчики гордые.
ЗИНОВИЙ. Я так и знал! Холера! А на хрена ему его квартира? Весь почёт позади. А у него сто квадратов – не меньше. А самому жрать нечего. И кашляет так, что во дворе гаражи гремят. Мы его в Капотню в однушку выселим. Мы денег ему предоплатим. Он нам, сына, спасибо скажет.
ПЕТЯ (с тревогой). Папа, только по-честному, в Капот-ню. Обещаешь, что по-честному, в Капотню?
ЗИНОВИЙ. Как ты жить-то будешь с таким сердцем? Нельзя всех подряд жалеть! Сынка, в детстве ты над каждой мухой ревел!
Зиновий душит Петю в объятиях.
ПЕТЯ (задыхаясь). Папа. папа. папа.
Входит ЛЕНА ЗАЦЕПИНА. Останавливается и оторопело смотрит на них. (Здесь тема синички, но быстро прерывается.)
Папа… смотрят. Пусти, папа…
ЗИНОВИЙ. Кто? Кто смотрит?
ПЕТЯ. Вон та вон. Из нашего класса.
Зиновий и Петя смотрят на Лену. Лена – на них.
Здесь, наверно, девочка демонстрирует свою брошенность, одиночество и детскость, какие-то «мостики», «ласточки» и «шпагаты» из Дома пионеров с бумажными цветами (пластика, акробатика, выступает, как перед взрослыми на детском утреннике, ждёт аплодисментов).