Итак, завершился первый этап моего плана. Это была всего лишь разминка. Пришло время приступать ко второму этапу.
В связи с этим я должен кое-что тебе сообщить. Полагаю, ты уже догадалась, каким образом мне удается с такой точностью узнавать обо всем, что ты делаешь каждый вечер. С тех пор как я отыскал тебя, я следую за тобой по пятам подобно тени. Невидимый тебе, я ежечасно и неотступно наблюдаю за тобой – и когда ты находишься дома, и когда выходишь на улицу. Кто знает, быть может, и теперь я, ставший твоей тенью, смотрю на тебя из какого-нибудь угла твоей комнаты и вижу, как ты трепещешь, читая это письмо.
Ты не можешь не понимать, что, наблюдая за тобой каждый вечер, я стал невольным свидетелем твоих супружеских отношений. И во мне вспыхнула жгучая ревность.
Этого я не мог предусмотреть, разрабатывая свой план мщения, но, как я вижу теперь, чувство ревности не только не способно помешать осуществлению моего замысла, но, напротив, подогревает во мне желание мстить, беспощадно мстить. Итак, я понял, что некоторое отступление от первоначального плана будет лишь способствовать успеху всего предприятия.
Вот что я имею в виду: поначалу я рассчитывал вконец измучить и запугать тебя и таким образом довести до гибели. Но теперь, став свидетелем ваших супружеских ласк, я решил, что поступлю вернее, если, прежде чем убивать тебя, лишу жизни любимого тобой человека. И только после того, как ты вкусишь всю горечь потери, настанет твой черед.
Однако торопиться мне некуда. Я никогда ничего не делаю в спешке. Грешно было бы переходить к очередному этапу моего плана, пока ты не оправишься от ужаса после прочтения этого письма.
Мститель.
Ночь на 16 марта.
Читая эти жестокие, полные зловещей угрозы строки, я не мог не содрогнуться от ужаса. Я ощущал, как растет во мне ненависть к Сюндэю Оэ, которого нельзя уже было даже считать человеком.
Однако если бы я позволил себе поддаться страху, кто утешил бы Сидзуко, совершенно павшую духом? Мне не оставалось ничего иного, как сделать вид, будто я абсолютно спокоен, и снова и снова стараться убедить Сидзуко, что угрозы Сюндэя – не более чем писательские выдумки.
– Простите, не могли бы вы говорить чуточку тише? – перебила меня Сидзуко.
Казалось, мои пылкие увещевания не задели ее слуха. Внимание ее было сосредоточено на чем-то другом: время от времени она пристально вглядывалась в какую-то точку и внимательно прислушивалась. Она старалась говорить как можно тише, словно кто-то мог нас подслушивать. Губы ее побелели и стали почти незаметны на бледном лице.
– Сэнсэй, уж не помутился ли у меня рассудок? Могло ли такое случиться в самом деле? – произнесла наконец Сидзуко, понизив голос до шепота.
– О чем вы? – откликнулся я таким же многозначительным шепотом.
– В этом доме скрывается Хирата.
– Где? – спросил я в растерянности, не в силах понять, что она имеет в виду.
Вместо ответа она решительно поднялась и, еще больше побледнев, жестом пригласила меня следовать за собой. Сердце у меня тревожно замерло, и я послушно пошел за ней. По дороге она заметила у меня на руке часы, почему-то попросила их снять и вернулась в комнату, чтобы положить их на стол. Стараясь ступать бесшумно, мы прошли короткий коридор и вскоре оказались перед комнатой Сидзуко в японском доме. Раздвинув комнатную перегородку, Сидзуко замерла в страхе, как будто прямо перед собой увидела злоумышленника.
