Чукотский вестерн - страница 28



Вот то-то и оно, что из другого. И с ухаживаниями ничего путного не получалось, так только – смех один…

Ещё через час-другой и доблестные лётчики пожаловали. Тут уж шансы Ника, и до того невысокие, стали просто мизерными. Куда ему с лётчиками полярными тягаться, с героями народными, общепризнанными?

Один только Маврикий Слепцов чего стоил: имя редкое, грива волос шикарная – чёрная, с благородной проседью, кончики усов вверх задорно торчат, вылитый Эркюль Пуаро из телевизионного сериала. Только моложе и импозантней: ростом под два метра, в плечах сажень косая.

А как анекдоты травит, мерзавец, заслушаешься.

Потом и гитарка появилась, выяснилось, что Маврикий и романсы петь мастак, любовные все насквозь, обольстительные. Каналья коварная!

Звонко смеётся Мэри, раскраснелась, нравится ей внимание мужское…

Вызвать бы Маврикия на честную дуэль, да нельзя. Видите ли, у них задание секретное, важности повышенной. Сам товарищ Сталин в курсе. Эх, блин горелый!

Совсем уже собрался Ник на боковую отправиться. Чего душу-то бередить понапрасну?

Поднялся из-за стола, приготовился слова вежливые произнести и откланяться.

Опередила его американка глазастая.

– Куда это вы, мистер Ник? Устали, спать хотите? Рано ещё, честное слово. Вы на гитаре играете? Тогда спойте, прошу! Можете даже в мою честь, я разрешаю.

И смотрит невинно так, с надеждой во взоре…

Нет, не знает мартышечье коварство границ! Женское – в смысле…

Взял у Маврикия гитару, подумал чуток да и исполнил:

– Мэри. Это твоя первая потеря. Мэри, горько плачет Мэри…. На дворе – гитары и вино. И ребята ждут тебя давно…

Изменилась вся картинка мгновенно и кардинально: вот, ещё две минуты назад Ник в аутсайдерах беспросветных числился, а теперь – фаворит безусловный.

Так на него американка посмотрела, будто настигла её стрела Амура. Метко так настигла, прямо в сердечко зарубежное. Маврикий тут же загрустил, поражение своё осознав. Даже кончики его шикарных усов вниз опустились.

– Слушайте, мистер Ник, – неожиданно предложила Мэри. – Давайте прогуляемся с вами. Только вы и я. Романтическая русская ночь. Ранняя весна. Только вы, я и весна. Какая хорошая компания… Пойдёмте?


Пошли, конечно. Ночь, и правда, выдалась волшебной: звёзды высыпали стаей бесконечной, птички в ветвях чирикали, белки, громко цокая, с дерева на дерево перескакивали, флиртуя напропалую…

Весна!

Болтали о том, о сём, будто сто лет уже знакомы.

По загадочному ночному лесу прошлись; устав, вернулись обратно, расположились на просторной террасе. Ник из санатория кресло-качалку приволок, лампу керосиновую, тёплый плед.

– Ник, принесите из буфета фрукты, – попросила Мери. – Там настоящие персики были, я видела. Виноград – тоже хорошо…

Персиков и винограда уже не было, – лётчики оголодавшие постарались.

Только две груши нашлись – большие, немного даже переспелые. А у Мэри, чисто случайно, конечно, обнаружилась и плоская бутылка с шотландским виски.

Глоток ароматного виски под слегка переспелую грушу, что может быть изысканней – весенней ночью, полной неясных предчувствий и призрачных ожиданий?

Романтика полная, вовсе без изъянов.

Чтобы усилить произведённое впечатление, Ник даже на хитрость пошёл: прочёл наизусть рассказ О. Генри «Дары Волхвов», не написанный ещё автором рассказ.

– Ах, Ник, – прошептала Мэри. – Какой же вы милый!

Глаза девушки мерцали – призывно и загадочно, голова Ника предательски кружилась, как в далёкой юности, много, много лет тому