– Почему? – интересовалась я.
– Чтобы дух мог побороть тело, – загадочно улыбнулся он.
– Это для снятия стресса, что ли? – домыслила я.
– Разве русские монахи не постились, когда писали иконы?
– Постились… – ответила я, понимая, о чем речь. – Так этот камень имеет некое духовное значение?
Фаго, будучи человеком вдумчивым и понятливым по отношению к «непосвященным», отложил шлифовальный инструмент и сдержанно кашлянул.
– Перуанская культура резьбы по камню, – начал он, – восходит к эпохе, предшествующей империи инков. Это была великая цивилизация, не захватившая ни единого участка земли войной и насилием. Их культура повлияла на развитие почти всего современного Перу.
– Ага, я слышала об этом и даже видела их уникальные циклопические строения.
Фаго согласно кивнул, сделал паузу и, благоговейно положив ладонь на свой камень, продолжал.
– Они строили храмы из камня и возводили стелы с тайными письменами4. Никто не знает, откуда они пришли и как исчезли, но именно они стали началом перуанского шаманизма.
– А что это такое… «оно»? – опустила я глаза на изображение.
– Образ духа, – кротко произнес Фаго и вдруг улыбнулся. – Надеюсь, вы понимаете, что мы верим не только в нынешних, христианских духов, но и в древних?
– Языческих демонов?
– Очень смешно! – юноша по-ребячески рассмеялся. – Но если вы желаете чему-то научиться, не давайте имен тому, о чем вы никакого понятия не имеете, ибо они как были пустой этикеткой, так пустой этикеткой и останутся.
Мягкие и в то же время жесткие слова остепенили меня. Фаго продолжал:
– Христианские миссионеры, увидев алтари индейцев со статуэтками тотемных животных и изображениями странных существ, принялись разрушать их, даже не попытавшись понять, что именно они означали. Они объявили нас идолопоклонниками и придали огню наших учителей, а с ними – знание… Христиане молятся и просят о милостях у стоп своих святых. Мы изучаем элементы природы и силы вселенной, а не поклоняемся им.
Я спорить не стала. Подобные вспышки горечи по отношению к христианству я видела часто и научилась уважать память аборигенов. К тому же в Советском Союзе молодежь давно отказалась от «божественного лидерства».
– Хорошо, – ответила я, принимая вид сосредоточенного внимания, – тогда будь так любезен, объясни мне, что это изображение символизирует?
Фаго выпрямился, но голос смягчил.
– Это называется Хампи Камайок, или Тот, кто несет знания о медицине.
«Ага, как в древности Асклепий», – пронеслось в моей голове, но тут же исчезло. Действительно, чтобы воспринимать что-либо новое, разум должен быть… пуст. Иначе можно стать подобной тем, кто смотрит на мир через призму своих собственных ярлыков.
– Это воплощение искусства курандерос, шаманов-лекарей, – между тем продолжал Фаго. – Изображение несет тот заряд энергии и философии, в котором нуждается каждый на пути посвящения себя во врачебное искусство. Змеи – мудрость, когти – цепкость, крылья – способность перемещаться во времени и пространстве, Сан-Педро в руках – образ забвения. Это символ элементов, коими должен владеть шаман, дабы перейти в состояние «нагваль»…
– Сан-Педро? – перебила я.
Святой Петр, упомянутый юношей, берег ключи к потустороннему миру, подобно древнеегипетскому Сетху.
Фаго почтительно опустил глаза. Он понимал, что моя реакция на последующее объяснение, возможно, откликнется негативностью.
– Это кактус, – пояснил он. – На местном языке он называется «вачума». Его сила используется как в белой, так и черной магии…
