Я откинулся на пластиковую спинку, держа бутылку в руке. Опять он за свое. Ну почему именно сейчас, когда у меня голова как чумная?
– Сколько ты со мной работаешь? – лицо Ричи вытянулось и вдруг стало серьезным. Таким я своего агента еще не видел, обычно с его губ не сходит ослепительная улыбка.
– Полгода.
– Ты всем доволен?
– Да, – отозвался я, осторожно пригубив пиво. – А что?
– Контракт у нас на год. Как думаешь, мы продлим его?
– Еще рано об этом говорить, – уклончиво ответил я, пытаясь понять, куда он клонит. – Но, наверно продлим. Я же говорю, – всем доволен.
– А я не всем, – веско уронил Ричи.
Он подался вперед и поставил локти на стол, едва не раздавив чашку с кофе. Я невольно подался назад, подальше от этого острого взгляда.
– Тебе пора понять, что мнемозаписи не искусство, а ремесло – тихо сказал Ричард. – И что с художествами пора кончать. Если я приношу тебе заказ его надо выполнять. Твой дар – средство получения денег. И для тебя и для меня.
Я не ответил – у меня просто язык отнялся от неожиданности. Ричард Клео еще никогда не говорил со мной таким тоном. Обычно он просил сделать какой-то эпизод, а я отвечал ему да или нет.
– У меня есть несколько клиентов твоего класса, – продолжил Ричи, – но ты потенциально самый талантливый. Неужели тебе доставляет удовольствие перебиваться эпизодам? Почему капризничаешь, когда я приношу очередной заказ? Хватит этих страданий – мое, не мое… Ты должен работать. Тебе надо расширять диапазон ролей. Почему ты занимаешься только негативом? Какого черта?
– Потому что это у меня получается лучше всего, – честно ответил я.
Все та же песня. Что ж, этого следовало ожидать. Ричард, конечно, неплохой парень. Но он никогда бы не пробился к деньгам, если бы у него не было деловой хватки. И на самом деле он не парень. Не паренек, не кореш, не друган. Он – профессиональный агент мнемозаписей, что зарабатывает деньги, продавая чужие чувства.
– Нет, Генрих, – отозвался он, – вовсе не поэтому. А потому что ты не хочешь постараться и сделать, наконец, что-то серьезное. Тебе проще плыть по течению, не напрягаясь. Это неправильно. Тебе нужно начинать работать, если ты хочешь чего-то достичь. Скажи, если я достану тебе полную роль в каком-нибудь фильме, ты справишься?
– Не знаю, – мрачно ответил я, хотя прекрасно знал ответ.
Я не потяну. Не справлюсь. Это не эпизод, это целая жизнь. В фильме нужно быть таким разным, то грустным то веселым… Нет. Это не для меня.
– Подумай об этом, – попросил Ричард. – У меня на примете есть пара ролей. В этом месяце я жду от тебя минимум два эпизода, в которых не будет твоей обычной тоски. Потом поговорим о ролях. И помни – пора, наконец, становится на ноги. Время уходит, Генрих. Если не сейчас, то уже – никогда.
Он одним глотком опустошил свой бокал и поднялся из-за стола, отодвинув в сторону пластиковый стул с рисунком мышонка, что смеялся как круглый идиот. Смеялся надо мной.
– Подумай над этим, – серьезно сказал Ричард. – Посмотри чужие ленты, сходи в бордель, набей кому-нибудь морду. Покури травки. Изменись.
Он смотрел на меня – цепко и зло, ожидая ответа. Пришлось кивнуть в ответ, чувствуя в груди неприятный холодок. Я словно увидел Ричи в первый раз. Он стал другим. Улыбчивый щеголь исчез, и на его месте появился бизнесмен, холодный и расчетливый деляга. Лицо Ричарда побледнело и заострилось. Голубые глаза стали ледяными – холодными и прозрачными. Резко выступили скулы, а короткая стрижка наводила на мысли о военных. Я вдруг отчетливо увидел, как в руке Ричи появляется пистолет. Его рот сжимается в тонкую полоску, он наводит ствол на чей-то затылок и с невозмутимым видом спускает курок.
