– Да уж, со связью у нас проблема, – подтвердил дед. – Это надо признать, никуда не денешься.
– Ну… Я думаю, скоро все изменится, вот увидишь. И связь будет, как везде.
– Да когда еще… Не доживу я.
– Доживешь, куда денешься.
Разговор иссяк. Платон налил себе пива, со вкусом сделал несколько глотков, и дед, глядя на него, дернул кадыком на прокопченной солнцем жилистой шее, скомандовал весело:
– А ну, Антоха, налей мне тоже пивка… Хоть и нельзя мне, боюсь, давление поднимется, но разманили вы меня, страсть как пивка хлебнуть захотелось.
Антон с готовностью налил деду пива, подвинул по столу кружку, и все стали смотреть с улыбкой, как он медленно пьет, как слегка подрагивают его сухие, но крепкие пальцы, сжимающие ручку кружки.
Осушив кружку до дна, дед крякнул, со стуком поставил ее на стол, скомандовал весело:
– Еще!
В эту секунду дверь дома распахнулась и во двор вышла девушка, придерживая у бедра большой таз с постиранным бельем. Не обращая внимания на компанию под навесом и деловито утерев лицо тыльной стороной ладони, принялась развешивать белье на веревке, протянутой меж двумя старыми шелковицами, что росли в разных концах двора. Движения ее были четкими, лицо для такого простого занятия – слишком сосредоточенным. Наклонялась, брала в руки очередную постирушку, потом распрямлялась, встряхивала ее с шумом и грациозно тянулась вверх, чтобы пристроить ее на веревку.
Все завороженно глядели из-под навеса на это действо. Наверное, не само по себе действо рождало такое пристальное внимание, а то, что девушка была в купальнике. По большому счету эти маленькие тряпицы на груди и на бедрах и купальником назвать было нельзя, тем более они были настолько вылинявшими на буйном солнце, что потеряли былые краски, и выглядели на стройном девичьем теле скорее недоразумением, чем купальником. Полоска сверху едва прикрывала грудь, узкие трусики даже и не пытались прятать округлые загорелые ягодицы. Когда девушка привставала на цыпочки и тянулась к веревке, они едва заметно подрагивали, но в этой притягивающей мужские взгляды детали не было и намека на хитрый женский соблазн. Казалось, она вообще не замечала за спиной никаких взглядов, так была увлечена своим нехитрым занятием. Наконец Лео проговорил с неловкостью:
– Маш, ну зачем ты… Мы бы и сами все постирали…
– Да мне нетрудно! – полуобернувшись, весело проговорила девушка, сверкнув белозубой улыбкой. – Белья много накопилось, вот я и взялась простирнуть!
Убрав ладонью со лба светлую русую прядь, она наклонилась вниз, взяла в руки очередную постирушку, сильно взмахнула руками, пытаясь ее расправить, и отвернула лицо в сторону от летящих в него брызг.
– Надо же, какая хорошая девочка… – усмехнувшись, проговорил Антон, – она и мою рубашечку простирнула…
– И мою футболку, смотри-ка… – тихо протянул Платон, оглаживая плотными пальцами пивную кружку.
– Ты бы оделась, Машутка, чего голышом выскочила! – сердито пробурчал дед Иван, глянув на братьев. – Да и зря ты белье развешивать затеялась, все равно скоро дождь будет! Иди в дом, накинь на себя что-нибудь!
– Так жарко же, дядь Вань… – удивленно развернулась от таза девушка, расставив руки в стороны, – тем более я в купальнике!
– Иди, говорю! Не рассуждай!
– Хорошо, пойду шорты надену…
Маша весело хмыкнула, будто просьба деда Ивана показалась ей смешной причудой, пожала плечами и быстро умчалась в дом. Все проводили ее глазами, и Антон тут же спросил, повернув голову в сторону Лео:
