Чужая. На своей земле - страница 19

Инара не видела дождя, не слышала радостных криков. Она крепко спала в своей маленькой корзинке, и сон ребенка сторожил сидящий у изголовья дух. Он только что прогнал подкравшуюся слишком близко к ребенку не в меру любопытную кошку, и та, вздыбившись и зашипев, убежала под лавку, откуда недовольно блестели хорошо видимые в темноте ее расширенные от страха и злости зеленые глазища.

А дождь не собирался заканчиваться, это был сильный, уверенный, долгий дождь, который мог, не ослабевая, идти несколько часов или даже целый день. Засуха кончилась, и то лето было щедрым на дожди и солнечное тепло, люди в положенные сроки закончили сев, хлеб взошел, созрел и невиданный ранее в этих краях богатый урожай был убран вовремя. А в следующем году, после праздника первых всходов у Борко и Огды родились девочки-двойняшки, все, видевшие их, говорили, что они так похожи, ну просто «волос в волос, голос в голос», и еще через год у приемных родителей Инары появился сын.

Глава 3. Полуденица

Стремительная Вихра весело бежала вдоль песчаных берегов, река только недавно вернулось в свое русло после весеннего разлива, и все еще не могла успокоиться: струи ее то и дело переплетались, вились, кружились в водоворотах, сама речная вода была мутной, с множеством мелкого сора. Травинки, веточки, обрывки прошлогодней листвы закручивало в постоянно возникающих на поверхности воды маленьких воронках. Словно пытаясь вырваться опять на волю, река с силой выплескивала далеко на берег мутные волны. Одна из них захлестнула босые ноги девушки, сидевшей на песке. Еще совсем недавно она горько плакала, спрятав голову в обхваченные руками колени, плакала сильно, громко и безутешно. Так плачут лишившись самого дорогого, когда кажется, что жить дальше уже нельзя да и незачем. Плечи девушки вздрагивали, толстая светлая коса растрепалась по ним, и ветер свободно раздувал выбившиеся пряди во все стороны. Потом плач перешел в жалобные тихие всхлипывания, но скоро и они прекратились. Сейчас девушка, ее звали Седна, просто неподвижно сидела на берегу реки, уткнувшись лбом в колени и закрыв глаза. После целого дня работы в поле она очень устала, терзавшие в последнее время днем и ночью тяжелые мысли ежедневно изматывали девушку и слезы принесли лишь временное облегчение. Больше всего на свете Седне сейчас хотелось свернуться калачиком и уснуть прямо здесь, на песке. Ей были безразличны ползущие с реки холод и сырость. «Вот бы остаться здесь, – думала девушка, – не надо идти домой, ничего говорить матери и отцу, не придется снова мучиться ночью от терзающих мыслей, а днем от тяжелой работы». Сказывалось все напряжение, в котором Седна жила последние месяцы и сейчас, после горьких слез, она находилась в состоянии полного опустошения и безразличия к происходящему вокруг.

Солнце уже давно ушло за западный лес, небо стало сиреневым, а потом густо – синим, зажглись первые слабые крохотные звездочки, а девушка все сидела на берегу. Прикосновение холодной воды вывело ее из оцепенения, она отодвинулась подальше от реки и начала тереть мокрые глаза вышитым красными нитками подолом длинной белой льняной рубахи. Потом девушка огляделась по сторонам и с удивлением обнаружила, что уже давно наступила ночь. «Что же я сижу, – спохватилась она, – мать волнуется, отец сердится, надо бежать!». Седна неловко встала – все тело ее затекло от долгого сидения на одном месте. Голова привычно закружилась, и девушке пришлось снова сесть на холодный песок. «Сейчас пойду, только посижу еще немного» – Седна поджала зябнущие ноги и накрыла их подолом рубахи. Грустные мысли снова стали одолевать девушку, и новая порция слез уже была готова пролиться из не высохших окончательно глаз. Так она просидела еще некоторое время, а когда снова встала, то уже не было видно ни реки, ни дороги к селу – все покрывал собой густой мутный серый морок, плотный и вязкий. Клочья тумана, казалось, липли к волосам и одежде девушки, как прилипают нити осенней легкой паутины, натянутой трудолюбивым паучком между травы и ветками кустарника. Седна очень удивилась, но не испугалась. Чего бояться, когда она точно знает, куда надо идти, и в какой стороне село, и в какой река? Она повернулась в нужную сторону, храбро сделала несколько шагов вперед и, взвизгнув, отскочила – ноги ее оказались в воде. Тогда, справедливо решив, что ошиблась, девушка пошла назад и, сделав несколько шагов, снова оказалась у реки. Седна снова и снова пыталась найти выход, но результат был один – под ногами у нее плескалась речная вода. Девушка поняла, что она в ловушке, и сразу вспомнила все разговоры о том, что бывает с теми, кто окажется на реке после заката, ближе к полуночи. И тут Седне стало страшно, так страшно, что, почти потеряв сознание от ужаса, она в панике стала с визгом метаться в густом, душащем вязком тумане, но куда бы она ни бросалась в поисках спасения, везде была вода. Побежав очередной раз в противоположную, как ей казалось, от реки сторону, девушка споткнулась, упала на песок, попыталась, было, встать, но замерла, как будто застыла. Из мутного густого морока перед ней медленно, даже торжественно то ли вышла, то ли выткалась белая фигура. Почти лишившейся от ужаса рассудка девушке показалось, что это женщина. Да это и была женщина – высокая, красивая с длинными белыми волосами, и одета она была во что-то светлое, длинное развевающееся. Женщина медленно шла по берегу и там, где она ступала, ее следы на песке мгновенно наполнялись водой. «Ну и что, – подумала Седна, – сыро, песок мокрый, вот и набирается вода». Страх ее незаметно прошел, растворился в тумане и наполненные водой следы белой женщины занимали все ее мысли. Тем временем та подходила все ближе, потом остановилась рядом, и смотрела на девушку, не отрываясь, и вдруг Седна услышала голос. Лицо женщины было неподвижным, глаза закрыты, губы не шевелились, но она говорила с Седной, и говорила успокаивающе и ласково, как разговаривает мать с больным ребенком.