— Это та самая «особая настойка»? — сглотнув, спросила я.
— Не‑э‑эт, это другая, — рассмеялась вивьера.
Я с надеждой посмотрела на Лааша, тот, перестав перечислять недостатки сидящей напротив Евы, одобрительно кивнул, и мне ничего не оставалось, кроме как подуть на отвар и выпить.
Хм… а ведь и правда вкусно!
Поблагодарив шатенку, я вернула ей похожую на миниатюрный половник ложку, которую она тут же снова наполнила из котелка и протянула мне. Решив, что за второй порцией последует и третья, на этот раз я пила ну о‑о‑очень медленно.
Надья меня по‑прежнему настораживала, хотя антипатия за время пути и поутихла. Шатенку я опасалась куда меньше, чем брюнетку. Было чувство, что недовольство Еванны скоро дойдет до точки кипения, — и я как минимум услышу много нового о себе, а как максимум — получу в глаз. Она ведь мне это обещала перед нашей с Ташем свадьбой. И не важно, что мы с ним так и не поженились. Логика у Евы хромала на обе ноги, а кулаки периодически чесались.
Избалованная дочь первого городского старейшины… она с детства привыкла получать и делать то, что хочет. Ей плевать было на общественное мнение, на принятые в Лэфандрии правила — на все, что могло поставить под сомнение ее сумасбродное поведение. Вместо того чтобы учиться танцам и вышиванию, сестра Таша осваивала боевые дисциплины с помощью нанятых Касс‑рилем репетиторов. Невзирая на прохладное отношение горожан к общине изгоев, она регулярно навещала попавшего туда брата, чья мутация началась в подростковом возрасте. А теперь и вовсе потащилась с нами в подземелья, отринув уговоры отца.
Эгоистка! Избалованная и глупая. А еще сильная, выносливая и тренированная, в отличие от меня. Удивительно, что при обычной для Еванны прямолинейности она до сих пор не высказала мне в лицо все, что думает. Хотя, возможно, ее просто сдерживало данное Грэм‑рилю обещание: быть послушной девочкой, не мешать поискам и… не устраивать сцен.
— Ле‑е‑ер, — протянул Лааш, подлетев ко мне. — Ну чего ты такая грустная сидишь? За Йена переживаешь? Зря. Сюда орны, конечно, забредают, но редко. Да и охотники наши — не пьяный молодняк, чтобы по‑идиотски подставиться. Они и с орнами совладать смогут, бывали случаи. Не грусти, а, Лер? Посмотри на ту нахохлившуюся «ворону» и улыбнись. Ее ж прям распирает от недовольства, а ничего… сидит, молчит и даже бутером не давится!
И я сдуру снова улыбнулась. Это для раздраженной брюнетки стало, похоже, последней каплей. Потому что, решительно отложив еду, она мрачно поинтересовалась:
— Ну и чего смешного, шлюха?
— Да я вроде как не смеюсь, — неуверенно поведя плечами, ответила сидящая рядом со мной Надья и почему‑то заглянула в свой дымящийся котелок.
— Не с тобой разговариваю, — рыкнула на нее сестра Таша, удостоив шатенку пренебрежительным взглядом. А я как‑то сразу испытала странное чувство солидарности с вивьерой, к которой наша «принцесса» относилась еще хуже, чем ко мне. И зачем норды ее с собой взяли? Посадили б в комнату с мягкими стенами и с решеткой на окне, и пусть бы она попробовала оттуда сбежать. Так нет же, на уступки пошли, идиоты меченые! Эх… Мягкотелые какие‑то изгои в этом мире, раз всякие девицы могут шантажом из них что угодно выбить.
— Ну, так и будем молчать? — откинув за спину длинную косу, вновь обратилась ко мне Ева.
— Пошли ее по‑русски на три буквы, а, Лер? — предложил огненный элементаль. — Она ничего не поймет, а ты хоть душу отведешь.
