Мои слова были правдой — теперь я сама по себе. В том смысле, что у меня никого больше не осталось из родных. Поплакать на плече не у кого и все свои проблемы теперь мне стоит учиться решать самостоятельно.
Дине не понравился мой ответ. В ее взгляде проскользнуло недовольство. Но никаких новых вопросов не последовало. Видимо, я всё же оказалась права — она не хотела выглядеть глупо перед подругами.
— А я вот тоже хотела журналистикой заниматься, но сделала ставку на рекламу и PR, — вдруг заявила Катя, разряжая обстановку.
Весь наш разговор моментально вышел на безопасную колею. Мы говорили обо всем и в то же время ни о чем существенном. Юля и Катя, как и Дина оказались женщинами мужчин, которых сегодня пригласил Бабай. Я не стала задавать никаких провокационных или откровенных вопросов. Но мне искренне было непонято, что эти женщины делали рядом с бандитами? Осознавали ли они все риски и опасность таких отношений? Возможно, и осознавали, отлично зная правила игры в такой жизни. Для меня же всё это пока было слишком чужим и неприветливым.
Чуть позже женщинам наскучило сидеть на террасе. Мы вернулись внутрь. Бабая всё еще нигде не было видно. Вал, будто оставшись за старшего, разговаривал с мужчинами, щедро наполняя их бокалы алкоголем и агитировал сыграть пару-тройку раз в карты.
Никто по-прежнему не обращал на меня внимания. Даже Дина с подругами, кажется, потеряли ко мне интерес. Так значительно лучше. Я почти бесшумно направилась в свою комнату. В коридоре мое внимание привлекла едва-едва приоткрытая дверь и льющиеся спокойной рекой мужские голоса.
Эта дверь вела в ту комнату, что была наглухо закрыта. Очевидно, что на то имелись веские причины. И вряд ли мне о них стоило знать. Но когда я услышала фамилию своей семьи, в груди не просто больно закололо, а невыносимо заболело. Эта боль не имела ничего общего с физической, отчего становилось лишь хуже. На глаза моментально навернулись слёзы. Я застыла на месте, полностью обратившись в слух:
— Запугивает сучара, — отметил немного хриплый мужской голос. — Королем себя здесь возомнил.
— Ничего нового, — послышался совершенно спокойный голос Бабая.
— Уверен, что из-за девки Гончарова лишних проблем не будет?
— Уверен. Прокурор хотел лишить меня поддержки. Лишил. Всё к рукам прибрал. Остались только крохи. Дочка никакой ценности не представляет. Ни для меня. Ни для него. И он это знает.
Меня вдруг охватила злость из-за того, что по мнению Бабая, я не больше чем просто пустое место. Осторожно выдохнув, я как можно тише и аккуратней подошла поближе к дверям. Заглянув в узкую щель, я увидела, как Бабай сидел на стуле, вытянув одну ногу вперед и ловко перебирая пальцами стодолларовые купюры, отсчитывал какую-то определённую сумму.
Та часть комнаты, что была мне видна, оказалась полностью устлана деньгами. Доллары и евро ровными пачками, перетянутыми резинкой, лежали на столах и под ними. Было видно неприметные черные сумки. Очевидно, что и в них тоже лежали деньги.
В голове сразу же возник резонный вопрос — почему такая колоссальная наличность не хранится в банке? Ответа я не знала, но понимала одно — так было нужно. Мне Бабай почему-то не казался человеком, который всё делает спустя рукава и не думает о последствиях. У него определенно есть свои планы и цели.
— Будет с ним встреча? — снова раздался хрипловатый голос, и я тут же вздрогнула.
