– На сморчки, говоришь, ходил? – возмутилась Сонья. – Интересно, когда это? А я-то, дура, и не знаю ничего. Вот и обедай теперь там. Да хоть переезжай вообще! Нет, когда успел-то? Верно, до того, как я тебе на шею села. Берит отворот-поворот тебе тогда дала, а сейчас передумала, что ли?
– Давайте не будем отвлекаться, – прервал инспектор распалившуюся хозяйку дома, видя, что она уже набрала воздуха для новой тирады.
Муж явно наступил ей на больную мозоль. Если чем и гордилась Сонья Седеррот, так это тем, какой умела накрыть стол, а упоминаний о чужих кулинарных талантах она не терпела. Петер выслушал все упреки совершенно невозмутимо – видно, не впервой. Он сидел за кухонным столом, подперев голову руками. «Выглядит неважно», – подумал Эк, присмотревшись к нему.
– Вы не знаете, кто мог желать Рубену зла? – задал следующий вопрос инспектор.
Строго говоря, оснований подозревать убийство пока не было: никаких внешних повреждений на теле, кошелек с деньгами лежит нетронутый, – но соблюсти процедуру все равно следует.
– Ни друзей, ни врагов. А что касается чужаков, был тут один торговец картинами намедни, кроме него, мы больше посторонних не видели. Еще я подумала про голубей Рубена, они ведь все подохли, а я недавно читала в журнале про заразу, передающуюся половым путем, кажется, хламидиоз называется, что-то вроде попугайной болезни. Если голубь такую гадость подхватит, то заболеет воспалением легких и умрет. А вот где именно они заразиться могут, черт знает, – произнесла Сонья, поежившись.
– Ну что ты опять треплешь? – вмешался Петер. – Бьоркман действительно заразился от своих голубей попугайной болезнью, но никакой это не хламидиоз, а орнитоз, опять ты все перепутала. Не разбираешься – так не болтай почем зря!
– Что вы теперь делать будете? – продолжила Сонья слегка недовольным тоном. – Интересно, кому все добро достанется: Эрику, брату Рубена или племяннице? Вы же в курсе, что Микаэла Нильсон сидит в правительстве? Она министр по делам равноправия. Хотя у нее и своих денег наверняка хватает. Кто из братьев ее настоящий отец, так никто и не знает.
– Сонья, нас это совершенно не касается. – Петер удрученно покачал головой. Он явно стыдился любопытства жены, но все-таки ей ответил: – Ты же сама понимаешь, Рубен не допустил бы, чтобы все досталось брату. Надо полагать, у него где-нибудь припрятано завещание.
Отказавшись от третьей чашки кофе, Эк наконец распрощался с хозяевами. Петер пошел проводить его к двери, как того требовала вежливость, хотя голова раскалывалась и каждая мышца отзывалась болью. Последние полчаса Седеррот только и мечтал о том, как бы поскорей вернуться в постель, но нет, жена выставила на стол все, что было в доме, решив продемонстрировать господину инспектору: ее стряпня не хуже, чем у поварихи Берит.
– Что теперь будет? Я имею в виду похороны и все остальное. Кто возьмется за это? – поинтересовался Петер, когда полицейский был уже в дверях.
– Надо думать, ближайшие родственники, если в завещании не указано иное. Однако похороны состоятся, только когда завершится предварительное расследование. Пока ничто не указывает на насильственный характер смерти, но подождем, что скажет нам вскрытие. Мы с вами еще свяжемся.
– Вскрытие? – переспросил Петер, почесав подбородок. – Разве оно так уж необходимо? Опять потратите деньги налогоплательщиков впустую. Рубен был далеко не молод, вот его последний час и пробил.
