Чужая воля - страница 2

– Так здесь и делают, – голос его тоже показался Владимиру странным и смутно знакомым.

– Неужели?!! – восхитился Володя. – Значит, вы – этот мастер и есть?

Мужичок кивнул.

– И прямо сейчас сможете сделать?

Снова кивок.

– Ой, как жаль, что прямо сейчас у меня с собой денег нет, – он сокрушенно похлопал себя по карманам.

– Это не проблема, первую тату я набиваю бесплатно.

– Здорово! Давайте сделаем! Так, а если я захочу потом еще, то это будет уже за деньги?

– Да, за следующие придется платить.

– А, это типа промо-акции, заманиваете клиента? – Володя широко улыбнулся. – А если я всего одну хочу и больше не появлюсь, – не удержался он от ненужного вопроса, – то акция не сработает?

– Ну, значит тогда хреновый из меня бизнесмен, – без улыбки сказал мужичок своим странным, бесцветным голосом, и жестом указал на приоткрытую дверь.

Они спустились в подвальчик. На удивление, здесь совсем не было насекомых, видно было, как они роились у открытой двери, но внутрь не залетали, как будто был включен фумигатор. Мужичок достал уже знакомый по рассказу Артема альбом.

До туалетной демонстрации Володя никогда и не помышлял о том, чтобы сделать тату. Но две страшные силы – красота и халява (особенно – халява) – побудили его всерьез обдумать такую возможность. И, идя сюда, Володя подготовился и уже представлял, что и на каком месте хочет набить. У него на ноге, на голени, еще с детских времен остался след от ожога. Играясь возле костра, он упал и горящей головней довольно сильно ожег ногу, даже волдырь образовался. Со временем все, разумеется, зажило, но след остался – небольшое пятно белесой, как бы пергаментной кожи. Не сказать, чтобы оно как-то мешало жить, но, если есть возможность замаскировать его красивой (и бесплатной!) наколкой, то почему бы и нет? Он и рисунок примерно представлял себе: какого-нибудь паука, да желательно пострашнее – ему хотелось добавить своему облику толику брутальности.

Пауков оказалось тоже с десяток страниц. Он сразу остановился на большом мохнатом тарантуле. Он как-то видел его в аквариуме у знакомых и запомнил то смешанное ощущение красоты и жути, исходящее от раскинувшего мощные волосатые лапы, неподвижного паука.

Он ткнул пальцем в рисунок и закатал штанину, показывая на пятно, которое хотел замаскировать наколкой. Мужичок кивнул, усадил Володю на ящик, уложил его ногу на другой, затем достал из тумбочки небольшую деревянную коробку, в которой оказались маленькие баночки и тонкие заостренные палочки, похожие на гигантские зубочистки. Сам уселся рядом на маленький складной стульчик.

– Куда ползет?

– Кто? – не понял Владимир.

– Паук. Вверх, вниз, влево, вправо?

И тут Володя вспомнил, где он уже слышал этот голос. Так разговаривал автомобильный навигатор в машине отца: «Через триста метров поверните направо…».

– Ну, пусть вверх смотрит, так, наверное, эффектнее будет. А что, это имеет какое–то значение?

– Все имеет значение, – мужичок кивнул и принялся за работу. Он не пользовался специальной машинкой, а работал деревянными палочками, окуная их в чернильницы и тут же быстрыми частыми ударами втыкая в кожу. Палочка в его руках ходила, как игла швейной машинки. Работая, он совсем не смотрел на образец, он вообще отложил свой альбом в сторону, как будто знал его досконально.

Было больно. Чтобы как-то отвлечься, Володя стал разглядывать узоры на склоненной перед ним спине мастера. Сперва в какофонии красок он не мог разобрать отдельные рисунки, так они все были переплетены, но, присмотревшись, стал разбирать и узнавать очертания. Вот стройной колонной маршируют древнеегипетские жрецы, как обычно нарочито плоские и повернутые строго одним боком к зрителю, а вот вокруг них обвивается уже объемная, покрытая разноцветными блестящими чешуйками змея, только что сползшая с могучего плеча воина племени маори. Вот изящные китайские иероглифы прядью волос стекают на окровавленный лоб Иисуса, а рядом Шива наблюдает своим третьим глазом за полетом белоголового орлана, словно только слетевшего с герба США. Вот показались было серп с молотом, но тут мастер шевельнул лопаткой, и атрибут советского прошлого исчез под русалочьим хвостом.