Чужие камни Ноккельбора - страница 20

Держа в левой руке почти потухшую лучину, Векша нашел глазами вдовью спальную лавку и, зевнув, залег на нее. Укрывшись подвернувшейся пыльной шкурой, чихнул и зажмурил глаза под ласковыми всполохами огня в очаге. Сон сразу же навалился и мягко обволок его. Подросток стремительно проваливался в блаженное забытье.

Где-то за рекой немного поухал и затих филин. И вот уже мгновение спустя в темной и пыльной избе, под еле слышный треск тлеющих в печи поленьев, блаженно вытянув грязные мозолистые пятки, крепко спал юный Векша. Его тело полностью расслабилось и начало набираться силой перед завтрашним днем.

Лес за рекой вздыхал полуночными звуками, в которых не было ничего привычного человеческому уху. Сонно шумели листьями деревья. На край покосившейся крыши, хлопоча мягкими крылами, уселся давешний седой филин. Повертел головой, погукал и полетел по своим делам – полевок да землероек ловить. А Векша спал и во сне почесывал голое пузо, зудящее от пыльной колкой шкуры.

Дождливый день пришел в деревню вместе с галдежом лесных птиц. Солнце изредка проглядывало сквозь свинцовые облака. В один из таких моментов сквозь оконце кущихиной избы блеклый солнечный зайчик ворвался в темную горницу и остановил свое движение сначала на лбе, а потом на подбородке Векши. Толстяк беззаботно развалился на скамье и дрых без задних ног под стук капель по крыше. Дрожащий лучик снова переместился и нахально уселся прямо на нос нашего героя. Нос Векши начал медленно, но верно нагреваться.

Некоторое время ничего не происходило. Векша все так же довольно сопел и даже попытался спрятать размякшее лицо от назойливого раздражителя, накрывшись шкурой. Однако лучик добился своего: повозившись, толстяк открыл сначала один, а затем и второй глаз.

Некоторое время Векша лежал, зевал, вздыхал и почесывался, ни о чем особенном не думая. Затем, кряхтя, уселся и уставился мутными от сна глазами на оберег-ладинец, висевший на противоположной стене. «Пить охота. Дойду-ка до колодезя. Потом можно и делами заняться» – лениво подумал Векша. С наслаждением потянувшись, он встал со скамьи и пошел на выход из избы, чуть прихрамывая на затекшую ото сна ногу.

Широко распахнув скрипящую дверь, Векша зажмурился, хотя солнце и не показывалось. Утренний туман у реки уже рассеялся, но воздух оплывал влагой. Крапал дождик. Поежился Векша, завернулся в прихваченную с лавки шкуру и окинул взглядом открывшуюся перед ним картину.

Мертвая деревня предстала перед ним в полной красе. Некоторые избы выглядели нетронутыми, но за ними, ближе к центру Лукичей, начиналась разруха. Одни лишь грязные печи да полуистлевшие от огня бревна. Альвы постарались на славу. Пожгли срединное место – там, где стояли Священный столб и Требница. Но дома, стоявшие поодаль, пламя пощадило. Только стены опалило.

Ближайшая изба закрывала Векше вид на его дом. Чуть поколебавшись, мальчик двинулся к родному месту. Пить ему расхотелось. Вид погибшего села при дневном свете пугал по-своему, хотя и не так, как ночью.

Прошел Векша несколько шагов и растерянно остановился. Не было вокруг мертвецов. Вообще никаких – ни людей, ни животных, ни каменноликих. Но как? Помнил он, что в ночь нападения земля была залита кровью и повсюду корчились умирающие. Даже стены изб были окрававлены, влажно блестя в сполохах факелов. Лежали повсюду отрубленные головы, руки и ноги. Полз, таща за собой длинную ленту собственных кишок, мычащий от ужаса молодой мужик, а над ним стоял замахнувшийся для добивающего удара нелюдь. Чуть поодаль сутулый каменноликий тащил по земле визжащую бабу, а за ними бежал, плача и размахивая ручками, зареванный ребенок. С диким и неистовым от боли воплем бились о стены домов и топтали друг друга и людей горящие животные – коровы да лошади. Кровь была повсюду. Казалось, нет того дождя, что сможет когда-нибудь смыть ее со стен домов и травы. А сейчас и следа от той бойни не осталось.