Чужие камни Ноккельбора - страница 30

Векша огляделся по сторонам: по правую руку от него за стеной густопроросшей ивы журчала речка, а по левую – рос себе плотный и высокий кустарник, за которым темнела густая чаща. Когда-то здесь была тропа, по которой частенько хаживали рядовичи. Прибрежный кустарник да молодые деревца заполонили когда-то славно утоптанную дорогу. Однако Векша так боялся заблудиться в лесу и не найти потом речку, что не решался идти чащей. «Без Узлы я Плескаву потом не отыщу ни в жизнь!» – думал он, упрямо продираясь сквозь окаймлявшие речной берег рощицы и заросли. А теперь вот – снова яма. И откуда они только берутся?

Отродясь таких здоровенных дыр в земле Векша не видывал. Даже те ямы, что рыли жители Лукичей у речки, чтобы глину для хозяйства накопать, и то были меньше да ближе к воде. А эти попадались, словно специально, прямо на векшином пути. Словно чья-то злая и насмешливая воля пыталась помешать мальчику идти и идти по старой тропе.

«Нет уж, пройду краем» – решился толстяк, опасливо косясь на мутную воду. – «Хватит одежку по кустам трепать». Вдохнул поглубже и, держась за высокие кусты, стал осторожно продвигаться вдоль лужи. Однако казавшиеся крепкими побеги обманули Векшу – не выдержали его веса. Подросток ойкнул и бухнулся прямо в теплую, пахнущую гнилью, жижу.

Хорошо хоть не наглотался – вовремя рот захлопнул. Оказалось, неглубоко. Векша встал по пояс в грязи, чувствуя, как дядины сапоги стремительно заполняются жидкой глиной. Еле выполз, несколько раз соскользнув обратно и чуть не потеряв портки.

Быстро подсыхала на солнце облепившая его грязь. Векша громко и от души выругался. Да с такими оборотами и словечками, что сам себя испугался и по привычке по сторонам посмотрел – вдруг, услышит кто да дяде расскажет. Не миновать ему розг по мягким местам. Ух… Векша поковырялся в левом ухе, куда уже затекла вода. Теперь-то он может ругаться, сколь душе влезет, не опасаясь получить на орехи от родных и соседей. Хорошо хоть дорожная сума отличная попалась. Холщовая. Не промокнет и не испачкается подарок Могильной Хозяйки.

Все еще покрывая грязь и весь лес руганью, полез подросток сквозь просвет в ивовых зарослях к речке – отмываться и воды во флягу набрать. Ругал он и себя. Хотел ведь выйти из деревни засветло да проспал. Пробудившись около полудня (видать, от волнений ночных и страхов), наскоро собрал котомку и быстрыми шагами, стараясь не оглядываться, ушел из мертвых Лукичей. Думал он поначалу время потянуть и в деревне пожить пару дней, прежде чем, в путь двинуть. Однако с такими соседями, как те, что ночью его в кущихиной избе навестили, в Лукичах прятаться больно страшно стало. Кто ее знает – страхолють? Может, в первую ночь не съели, а во вторую передумают. Вон, лапы когтистые какие. Их и быть не должно. По спине пробежали мурашки. «Как вспомню лицо Кущихи-вдовицы, так жуть накатывает».

Векша спустился по невысокому склону к воде, забрался на мелководье и стал смывать с себя пласты грязи. Над гладью пронеслись испуганные речные пичуги. Все не шел из головы ночной визит Кикимор. Да и как такое забудется? Даже сейчас страшно стало, лишь вспомнил тварей, что влезли в избу. «За что мне эдакие ужасы достались? Безголовые какие-то, альвы да кикиморы. Так и помереть со страха можно» – думал он, полоща рот речной водицей. – «А Хозяйка могла бы кого-другого, не такого страшного послать, чтобы скатерку передал. Зайца, скажем, или голубя жирненького. Я бы тогда перекусил заодно. Белку, на худой конец. А то – Кикимор? Где это видано, чтобы посылки через нечисть сказочную пересылали. Даже в сказках такого не было».