Чужие камни Ноккельбора - страница 33
Насобирав жухлой листвы и положив сверху сухих сучьев, Векша достал кремень и развел костер. Сумерки сгущались, и от реки потянуло вечерним холодком. Стараясь не отходить слишком далеко от огня, Векша, деловито сопя, прошелся по окружности вокруг дерева, осмотрев место своей ночевки. Удовлетворенно вздохнул, уложил шкуру на мшистую землю у основания дерева, соорудив себе лежанку, и, положив под голову котомку, наконец, устроился у костерка. Вокруг было уже темно. Векша лежал и всматривался в веселый огонь, ни о чем не думая. Ноги его гудели после долго дневного перехода, а в животе бурчало от голода.
Почти целиковая луна посматривала на него сквозь сумрачное ночное небо. Хотя Векша и устал, но заснуть ему никак не удавалось. Костер пострескивал, изредка постреливая в темноту искрами. Мысли хаотично витали в растрепанной голове. Он лежал и думал.
Впереди его ждала не просто неизвестность. Мысли о каменноликих не давали ему покоя. Пусть устроится он батраком у свергов. Пусть получит кров над головой и пищу. Однако воспоминания о пропаже сородичей в сверговых городах не выходили из его головы. Уже не казался ему правильным выбор, сделанный в избушке Могильной Хозяйки. А потому размечтался Векша о том, чтобы вернулось все то, чем он жил раньше. Родня, сестренка, шумная детвора и даже тяжелые работы на общинном поле. Он хотел снова стать частью чего-то родного; быть с теми, с кем объединяла его кровь. А теперь в целом свете не было никого, к кому мог податься толстый и неряшливый подросток. «Вот и сгину так. Сверги-то нашего брата и в былые времена недолюбливали, а уж теперь и подавно должны. Вдруг я к ним заявлюсь, а они мне „здрасьте, а мы вас ждали“, и сразу каменноликим отдадут на мученья. А те уж постараются, чтобы я пропал навеки» – тоскливо подумал Векша.
Мальчику вновь стало так одиного, что глаза защипало. Плакать ему уже надоело, поэтому он сердито шлепнул себя ладонью по щеке. Слишком много слез, целое море, пролил он за последние дни. «Чай, не дите – реветь» – разозлился на себя подросток. В сказках о великих витязях славных времен нигде не было сказано, что герои плачут. Плакали княжны, которых нужно было спасать. А витязи – нет, ни слезинки!
Да еще страхолють… Векша сел на задницу, чувствуя, как в копчик упирается невесть откуда взявшаяся сосновая шишка. Что-то он пропустил. На что-то не обратил внимание. Призадумался на пару мгновений, почесал в затылке, а потом лихорадочно размотал тесьму на суме. Оттуда, с самого низа, извлек он на свет скатерть, что нежданно притащили ему Кикиморы. Аккуратно, словно драгоценный гобелен, развернул ее, положил перед собой и, в очередной раз, подивился крепкому и ладному шитью. Ни одна баба из Лукичей так бы не смогла! Только руки богини могли сотворить такую красоту. Однако не крепость и искусность шитья интересовали Векшу. Разложив скатерть перед собой, начал мальчик внимательно рассматривать рисунки, вышитые то ли бисером, то ли каким еще таинственным и редким мелким камнем.
С необычайной умелостью ледяные руки Могильной Хозяйки вывели на ткани рисунки, которые вместе складывались в целую историю. Векша внимательно пригляделся и обомлел – экое диво! Вот скачут куда-то остроухие всадники; вот клыкастые псы трутся у их ног; вот белый лик луны, укоризненно нахмурившись, смотрит на каменноликих воинов, сжигающих деревню и убивающих людей. А вокруг части тел изобразила Мора: руки, головы, ноги в разные стороны, даже кровь и пламя – все на рисунке оказалось. И увидел Векша вышитую фигурку человека, испуганно сидящего на древе, окруженного псами. Всадники здесь же, неподалеку, а промеж них – безголовое существо, стоящее покуда смирно. А вот человечек сидит за столом и ест что-то, а напротив него высится фигура жуткого скелета, держащего в руке шитье.