Справа находилась дверь, за которой обнаружился коридорчик, ведущий в комнату допинг-контроля. Там и мариновали нескольких свидетелей.
Трое мужчин сидели на медицинской кушетке, покрытой светло-коричневым пледом, и тупо смотрели перед собой. Одеты они были более чем прилично, на запястьях красовались дорогие часы, в рукавах сорочек – золотые запонки. То ли их специально поместили в такие условия, чтобы особо не ерепенились, то ли чекистам было плевать на их манерность, но нувориши явно нервничали и чувствовали себя на кушетке не лучшим образом.
Возле стоматологического кресла, за столиком, сидел угрюмый мордоворот в строгом костюме, который шел ему так же, как горилле чепчик. Второй охранник стоял рядом с дверью, ведущей в соседний кабинет, в котором находился следователь. Свидетелей вызывали к нему по очереди. И зачем бедолаг сюда притащили, действительно? Неужто и впрямь психологическая уловка такая?
После короткой серии пререканий с охраной и очередной демонстрации корочек нас впустили к следователю, от которого вышла бледная дама, готовая, кажется, вот-вот грохнуться в обморок. Расспрашивать самих свидетелей не позволили.
– Здравствуйте. – Сухопарый следак поднял на секунду проницательные глаза и снова уткнулся в чистый лист бумаги. – А почему – вдвоем?
– Мы из пресс-службы олимпийского Оргкомитета, – сказал Максим, переложив портфель из одной руки в другую. – Разрешите?
Следователь еще раз вскинул на них взгляд.
– Садитесь, – наконец произнес он, видимо, убедившись, что зашедшие не представляют серьезной угрозы его четко расписанному по минутам служебному времени.
Астафьев нагло плюхнулся в здоровенное кожаное кресло, а Максим сел на стул напротив сухопарого. Он мельком окинул взглядом чекиста, отметив, что глаза у того красные и блестящие. Видать, служивого подняли посреди ночи, а может быть, даже оторвали от принятия горячительных напитков в приятной компании. Хотя второе вряд ли – запаха не чувствовалось.
– Вы можете рассказать, что здесь случилось? – спросил Астафьев. – Через десять часов открытие Олимпиады. Утечка информации, думаю, уже произошла, да и родные похищенных не будут молчать – всем рот не заткнешь. Через час, максимум два, мир будет знать об инциденте… м-м… инцидентах, и ни мы, ни вы не сможем этому помешать. Надеюсь, это вы понимаете?
Следователь с удовольствием откинулся на спинку кресла и потянулся.
– Ага, понимаю, – сказал он. Как-то по-человечески честно сказал – сразу захотелось ему верить. Хотя… сам черт не разберет, каким хитростям их там учат.
– В таком случае, – продолжил Астафьев, потрогав лысый затылок, – расскажите нам, до чего вы докопались. Мы должны быть готовы к тому, что начнется паника… Ну, может быть, «паника» – слишком громко сказано, но по крайней мере куча скандалов и народное недоумение нам всем обеспечены. Отменить торжественное открытие нельзя – этот денежно-людской маховик уже не остановить. Поэтому нужно подготовиться, чтобы в нужный момент дать объяснения. Не исключено, что это придется делать официальным лицам из нашего олимпийского комитета. Или из МОК – не важно. Все равно мы должны располагать информацией.
Следователь с интересом посмотрел на Астафьева и обронил:
– Вы что распинаетесь передо мной?
Максиму показалось, что шеф на миг растерялся. Но уже в следующую секунду Астафьев нахмурился и сердито буркнул:
