Чюрлёнис - страница 16



– Здесь хватит и на скатерть, и на ноты.


Оркестр, исполняющий в сезон в городском парке вальсы из оперетт, – ничего другого в Друскениках не было. Однако дети Константинаса и Аделе Чюрлёнис были воспитаны на другой музыке и к вальсам относились с пренебрежением. И все же Кастукас «Польку-сторублевку» играл не переставая, пока не выучил наизусть.

Будучи у Чюрлёнисов, доктор Маркевич стал перебирать довольно скромную нотную «библиотечку». Ноты «Польки-сторублевки» повертел в руках, не скрывая иронии.

В следующий раз доктор Маркевич пришел с нотами «Маленьких прелюдий и фуг» Иоганна Себастьяна Баха.

– Это тебе, Кастукас, подарок! Играй.

Кастукас знал: отцу очень нравятся прелюдии и фуги Баха в исполнении доктора Маркевича. Взяться за их исполнение в присутствии отца он не решался. Однажды, когда отец отправился на рыбалку, Аделе подтолкнула сына к пианино:

– Разучи прелюд, который в прошлый раз у нас играл доктор Маркевич.

Вечером, возвращаясь с уловом, Константинас подходит к дому и – что он слышит? Маленький прелюд Баха. Остановился. Послушал. И – с порога:

– Аделе, неужели пан Маркевич так поздно в гости пришел?! Конечно, кто же еще может так хорошо и чисто играть!

Входит в комнату, а за пианино Кастукас!

Больше в доме Чюрлёнисов «Полька-сторублевка» не звучала.

Ноты «Маленьких прелюдий и фуг» Чюрлёнис бережно хранил всю свою жизнь.

«Не успеваю за собой записывать»

Игре на пианино Кастукаса учили и знакомые отца – пенсионеры, в прошлом преподаватели музыки – Позюмскене, Старпейкене.

Маркевичи дружили с семьей де Ласси. Дружили взрослые – подружились и дети. Мария Ундойтч, воспитательница Пети и Кати де Ласси, предложила заниматься с Кастукасом музыкой, а затем и с его братьями Пятрюкасом и Йонукасом. Мария блестяще играла на пианино, любила играть и на органе. Случалось, подменяла Константинаса в костеле.

Кастукасу чем-то не понравилось то, как с ним занимается «барышня» Ундойтч – трудно сказать, в педагогическом ли плане или в музыкальном (может быть, ее не устраивала склонность воспитанника к импровизации?), он заупрямился и перестал ходить на уроки.

Дома за пианино он садился без чьих-либо понуканий и не спешил закрыть крышку инструмента.

Прислушавшись к тому, что исполняет сын, отец как-то спросил:

– Что ты играешь? Не узнаю.

– Я и сам не знаю, что, – отвечал сын. – Я просто играю, и все.

Отец купил нотную тетрадь и посоветовал Кастукасу записывать то, что он исполняет. Какое-то недолгое время Кастукас послушно выполнял наказ отца, но неожиданно перестал. Объяснил так:

– Я не успеваю за собой записывать.

Эта история из книги воспоминаний Ядвиги Чюрлёните, которая, напомним, была младше Кастукаса почти на четверть века. Она пересказывает чей-то рассказ. Так ли было на самом деле? Позволим себе усомниться – он был еще слишком мал, чтобы «записывать за собой». Да и владел ли он в том возрасте нотной грамотой?..

Время для игры на пианино у Кастукаса находилось всегда – его не приходилось отвлекать от детских забав, которые, конечно же, не были ему чужды. Вместе с соседскими мальчишками летом купался, ловил рыбу в озерах, в Немане. Вечером, проголодавшиеся, всей оравой вваливались в гостеприимный дом Чюрлёнисов, и за большим обеденным столом «тетушка Чюрлёнене» потчевала их – с пылу с жару – восхитительными картофельными блинами – драниками.

Августовским днем дружной компанией отправились в деревню Ратнича на большой храмовый праздник; потом долго вспоминали, как весело и торопливо шли лесной дорогой, как пили в корчме хлебный квас с изюмом и слушали рассказы корчмаря о Польском восстании 1863–1864 годов, участником которого он был.